Только всем миром

—      Может, и поэтому. А может, делать больше было нечего. Но вообще у нас, шоферов, привычка такая. Идет, к примеру, навстречу машина. Нормальный человек на водителя посмотрит — лицо там, одежда, а шофер — на номер машины. А что? Номер многое скажет. Частная или государственная. Новая или старая. И так далее. Нет, без цели смотришь на этот номер. Машинально. Хотел бы по-другому, а не можешь. При вычка. А тут тем более: пять минут перед глазами — как не заметить, не запомнить?

—      Я отвлек вас, простите, — сказал Чекалин, — Итак, открылся шлагбаум...

—      Открылся — мы и поехали. Впереди «47—47», я следом. На той машине пассажиров нет, только водитель. Нет, тут вы не сомневайтесь, товарищи. Я шел за ним впритирку, ближний свет у меня — отлично видно, сколько человек в салоне. Получше, чем днем, пожалуй. Потому что на просвет. До порта метров двести было. Я решил после порта обогнать того водителя, уж больно медленно он телепался; верно, подумал я, пассажира какого проворонить боится. Около автобусного павильона он дал правый сигнал поворота — на остановку, значит. Там какой-то мужчина был. Я обошел «47—47» слева и газанул дальше. На Печорской сошла моя пассажирка. Я поехал к вокзалу. По пути, около парка культуры, подобрал моремана одного, высадил его у ресторана «Сатурн». А на вокзальной площади эту самую сцену увидел: стоит «47—47», а вокруг наши ребята колдуют, машину завести хотят. Я спросил, в чем дело. Мне сказали: наезд был, авария.

—      А что, водитель машины «47—47» — знаком вам был? — спросил Еланцев.

—      Нет, впервые его видел. Длинный фитиль такой.

—      Вас это не удивило — что незнакомый?

—      Нет. У нас в парке много новичков.

—      Скажите, там, у переезда, кто, по вашему мнению, был за рулем машины? Вернее — мог быть. Не этот ли высокий парень?

—      Ну, нет, — ненадолго задумавшись, сказал Зарубин. — За рулем был другой человек. Гораздо ниже того фитиля.

—      Скажите, свидетель Зарубин, вам это пришло в голову — ну, то, что за рулем был кто-то невысокий, — тогда, на вокзальной площади, или сейчас?

—      Конечно, сейчас. Тогда я ни о чем таком не подозревал ведь!

—      Может быть, в этом все дело? — совсем необидно сказал Еланцев. — В том, что сейчас вы «подозреваете», и оттого вам стало казаться, будто за рулем был кто-то пониже того парня?

—      Нет, просто теперь, — Зарубин подчеркнул это слово — «теперь», — я постарался получше представить себе, как было дело. За рулем — точно! — сидел невысокий человек.

Вы знали убитого Щербанева? — спросил Еланцев.

— Да. Он был невысокий.

—      То есть ваша мысль такова, что у железнодорожного переезда за рулем был Щербанев?

—      Ну, наверняка этого я сказать не могу. Я ведь не видел лица водителя. Но им вполне мог быть и Щербанев. Да, кстати, — усмехнулся вдруг Зарубин, — если бы я хотел подыграть вам, то за рулем у меня оказался бы именно что фитиль... Мы ведь считаем, что он убийца.

—      Да, пожалуй, вы правы, — сказал Еланцев и сразу перешел к другому: — Сколько времени, учитывая ваш маршрут, вы могли затратить на то, чтобы доехать от порта до вокзала?

—      Минут двадцать. Навряд ли больше. Тем более по ночному времени, когда город пустой.

Чекалин прикинул мысленно:      верно, минут двад

цать; около того,

—      Парня этого высокого хорошо запомнили? — спросил он.

—      Не так чтобы очень. Ни к чему было. Но узнать смогу.

Еланцев приступил к оформлению протокола. Да, подумал Чекалин, что-что, а уж этот протокол надо записать с предельной тщательностью. Сам Зарубин, видимо, и понятия не имеет, сколь высока цена его показаний. Пока что он ведь единственный из свидетелей, кто хоть немного помог, так сказать, сориентировать убийство Щербанева во времени и пространстве. Если его показания верны (сомневаться же в этом, право, не было оснований), то можно предположить, что преступление совершено в промежутке от ноля часов ровно до двадцати минут первого ночи (даже до четверти первого ночи, ибо Зарубин приехал уже после аварии) на участке от морского порта до железнодорожного вокзала (где-нибудь пять-шесть километров, сказал себе Чекалин, надо будет уточнить на месте). Логичным (или лучше, как говаривают ныне ученые — корректным) будет также предположить, что убийца сел в такси «47—47» на автобусной остановке у порта.

В дверь заглянул Аркаша Сычев, оперативник, в глазах немой вопрос: можно? Чекалин: да, заходи. Аркаша веером раскинул перед ним три рисунка. Три варианта композиционного портрета лица, которого условно нарекли Блондином. На каждом из рисунков парень был чуть другой, но не до такой степени, чтобы не понять, что на всех трех рисунках изображен один и тот же человек.

Чекалин протянул рисунки Зарубину:

—      Похож?

—      Почему похож? — удивился Зарубин. — Разве это не он?

—      Рисунок, — объяснил Чекалин. — Художник сделал со слов свидетелей.

—      Потрясающе!

—      А где больше похож?

—      Может быть, здесь. Нет, везде похож.

—      Но ведь рисунки разные.