Только всем миром

Но при всем при этом одно он знал непреложно: когда ведешь розыск или расследование, никогда и ни чем нельзя пренебрегать: осмотр же места, так или иначе связанного с преступлением, вполне может навести и на дельную мысль. Да, ничем и никогда нельзя пренебрегать. В особенности теперь... До того, как в поле зрения появился Зарубин, в деле был полный мрак.⁴ Зарубин локализовал круг поиска, только теперь и появилась та конкретность, которой так не хватало. Только теперь розыскные действия обрели определенность, более или менее точную направленность. Впервые в кромешной тьме появился пусть слабенький, скорее, лишь сам себя освещающий, но все же хоть какой-то огонек. Еще это можно сравнить, наверно, со светом в конце тоннеля, крошечной точкой далеко-далеко впереди. Этого света еще недостаточно, чтобы увидеть даже своды тоннеля, но главное — уже есть цель, там, впереди, и ты хоть знаешь, в каком направлении двигаться, чтобы приблизить к себе призывный свет свободного, не стиснутого скалой пространства. Каждый шаг вперед — это новая информация, все более новая, и так до конца, пока в один прекрасный миг не обнаруживается, что преступление раскрыто. В пор1у предстояло расширить круг информации — в вечной надежде на то, что не вся она окажется никчемной. Как же было пренебречь такой возможностью?

Тут, конечно, еще один резон имелся — в сегодняшнем выезде. Часто бывает так, что самоочевидные, казалось бы, вещи каким-то образом ускользают от внимания. Нужен дополнительный толчок, некое добавочное впечатление, тот обостренный взгляд на привычное, который неизбежно возникает, когда занят раскрытием преступления, сущая подчас пустяковина какая-нибудь нужна, чтобы увидеть дело в нужном свете...

Когда «Волга» от вокзала свернула к двухъярусному мосту, Чекалин словно обрел новое зрение. Он видел то, что он видел; видел пакгаузы, длинными серыми коробками пластавшиеся по обе стороны улицы, потом — сменившие их склады вторчермета, замусоренные дворы строительных контор, желтую махину портового элеватора, плохонькие, барачного типа, строения сетевязальной мастерской, бесконечный забор, огораживающий территорию порта, — автоматически и намертво фиксировал все это с точностью, в которой, пожалуй, мог потягаться с самой чувствительной фотопленкой. Но одновременно — внутренним, что ли, взором, как писали сочинители прошлого века, — видел (впрочем, не вернее ли — осознавал?) то, чего видеть никак не мог. Он увидел то, до чего едва ли додумался бы в тиши служебного кабинета. Он догадался вдруг (хотя, понятно, тут ничего нового не было для него), что на всем пути от вокзала до порта, то есть, по крайней мере, на протяжении шести примерно километров, нет ни одного жилого дома. Такое уж это особенное место — хозяйственная часть города, промышленное его ядро. В данном случае эта особенность имеет поистине решающее значение. Тут и днем-то не встретишь случайного человека: лишь те, кто работает здесь. Что же про ночь говорить? Вряд ли Блондин составляет исключение; стало быть, он должен, непременно должен иметь какое-нибудь отношение к порту...

Около порта улица расширялась, образуя сравнительно большую площадку. В центре ее высилась стела с какой-то замысловатой морской эмблемой. Проходная была чуть в стороне. Из заметных строений — павильончик автобусной остановки, рядом, почти впритык, — газетный киоск и табачный ларек. Ближе к проходной — две будки телефона-автомата, Доска почета, монументальное бетонное сооружение с выцветшими от

времени фотографиями. Были здесь еще крошечный, едва ли на десять хилых кустиков, скверик и узаконенная соответствующим дорожным знаком стоянка служебных автомашин.

На площадке было довольно многолюдно. Несколько человек толклись на автобусной остановке, группа моряков расположилась в сквере, кто-то из них выкликивал фамилии по списку. Люди шли к проходной и от проходной — обычная картина, какую можно видеть перед воротами любого предприятия. Чекалин раскрыл свой блокнот и старательно зафиксировал топографию местности.

Потом они с Исаевым пошли к проходной: портовая милиция располагалась сразу за воротами.

...Этого человека Чекалин еще издали заприметил. Что-то до странности знакомое почудилось в его лице. В подобных случаях так и тянет поздороваться, пока не сообразишь, что это, к примеру, продавщица из соседнего магазина; когда она за прилавком, почти не замечаешь ее, вот увидел н.а улице — и готов принять за добрую знакомую.

Исаев слегка толкнул под локоть, проговорил с нарочитой негромкостью:

—      Тебе не кажется, что...

Да, Чекалин тоже успел сообразить, кого напоминает ему напористо шедший навстречу человек. Был он молод, во всяком случае — не больше двадцати пяти лет. Высок. Без головного убора. Светлые волосы. Лицо привлекательное. Нос прямой... Чекалин и сам не сразу заметил, что формулирует свои впечатления словами из ориентировки на Блондина. Но что поделаешь — смахивает, определенно смахивает...