Толкование договора в российском и зарубежном праве

В своей работе «Философские исследования» Л. Витгенштейн представил развернутую критику «картины языка», в которой «каждое слово имеет какое-то значение» и «это значение соотнесено с данным словом»[59]. Называя такую «картину языка» примитивной, вышеназванный автор обращает пристальное внимание на способы употребления слов в обыденном языке. Для него значение слова есть «конвенционально или стихийно сообща установленная способность обозначать определенные объекты»[60]. Отсюда следует основной тезис его работы, который сам ее автор формулирует так: «Для большого класса случаев хотя и не для всех, где употребляется слово «значение», можно дать следующее его определение: значение слова – это его употребление в языке (курсив наш. – А.Б.)»[61].

Буквальное значение слова, как правило, рассматривается в качестве обычного либо общеупотребительного значения. Если следовать этому, то такое значение может быть установлено посредством обращения к авторитетному толковому словарю того языка, на котором составлен договор.

Между тем, как справедливо было указано в английском судебном решении по делу Charter Reinsurance Co Ltd v. Fagan (1996 г.), «представление о том, что слова имеют обычное значение, является малополезным. Поскольку значение слов зависит от синтаксиса и контекста, обычное значение слов в одном предложении может быть совершенно необычным в другом. Вследствие этого утверждение о том, что слова имеют определенное обычное значение, может означать лишь то, что во многих контекстах они могут иметь это значение. В других контекстах их значение будет иным, не менее обычным (курсив наш. – А.Б.)»[62].

Хотя, как образно пишет проф. A. L"uderitz, юридическая практика «тоскует по раю, в котором каждое слово имеет четкое значение»[63], как мы видим, сама природа языка как инструмента коммуникации сторон договора не может обеспечить данную потребность права.

Учитывая высокую степень чувствительности слов как языковых знаков к контексту их употребления, а также конвенциальную природу их значений, «буквальное значение» едва ли может служить границей (условием) для перехода суда к процессу собственного толкования договора после оценки текста договора на предмет ясности его содержания. Эта точка зрения нашла отражение в немецкой доктрине: по утверждению проф. K. Larenz'а буквальный смысл (Wortlaut) не всегда однозначен, в этой связи он не является единственной отправной точкой для толкования и его границей[64].

Со сравнительно-правовой точки зрения не является случайным то, что правила, ограничивающие толкование, долгое время играли большую роль именно в общем праве (golden rule и plain meaning rule), где традиционно при установлении необходимости толкования договора, как было показано в предыдущем параграфе, опираются на объективные предпосылки (неопределенность как многозначность условия договора).

Однако при учете субъективных предпосылок (различие в понимании условия сторонами), на что ориентируют нас немецкая доктрина и практика, грань между ясностью и неясностью условий договора во многом обусловлена не столько самим языком условия, сколько горизонтом понимания языка стороной договора. Поэтому мы согласны с мнением Н.В. Степанюк о том, что «запрет на толкование ясных условий договора приведет к недооценке того факта, что … необходимо различать ясность выражения того или иного условия и ясность его понимания (курсив наш. – А.Б.)»[65].

Коль скоро ясность договорного условия, с одной стороны, является выводом суда, сделанным по итогам толкования договора, а с другой – такой вывод основывается лишь на тексте договора без учета всех значимых для толкования обстоятельств, справедливо утверждать, что установление буквального значения представляет собой «усеченный», ограниченный вариант толкования договора.

При этом представляется сложным и нецелесообразным разделять два указанных процесса, говоря о самостоятельном характере процесса «чтения» (установления буквального значения), в рамках которого судом решается «прединтерпретационный» вопрос о том, имеется ли необходимость в толковании договора или нет. Любое «чтение» является актом уяснения значения, передаваемого средствами языка, на что указывал, в частности, немецкий философ Х-.Г. Гадамер в своей работе «Истина и метод»: «… всякое чтение с пониманием – это всегда разновидность исполнения и интерпретации»[66].