Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах

В этом периодическом ритуале мужчины и женщины раздеваются донага и ‹…› хлещут по воде, а потом друг по другу, пока не приходят в состояние полного экстаза. Без этого состояния, считают они, невозможно единение с Богом. После длительной флагеллации они отдаются самой дикой и разнузданной оргии ‹…›. В течение всего этого праздника, который завершается явлением Святого Духа, производятся танцы, доводящие до неистового восторга[968].

Фюлоп-Миллер снабжает читателя сведениями о том, что хлысты называли себя «голубями» (знакомый с Мережковскими, читал ли он «Серебряного голубя»?). Он утверждает, что «хлысты имеют собственное искусство, которое находит выражение в характерных украшениях и в высокоразвитом чувстве стиля». Наконец он заключает, что, «как ни кажется странным», большевизм унаследовал главные свои черты именно у хлыстов. Большевики тоже практикуют массовые ритуалы с целью коллективного экстаза, а также стремятся к либерализации половой жизни.

Почти все эти заключения недостоверны. К примеру, хлысты не оставили интересного искусства, кроме записей своих песен; подозреваю, что Фюлоп-Миллер путает их с американскими шейкерами. С другой стороны, большевики делали все что угодно, кроме оргий. Как бы ни была дезорганизована семейная жизнь в Советской России, загсы и коммунальные квартиры не то же самое, что хлыстовские радения. Куда более прав был Вильгельм Райх, примерно тогда же утверждавший, что сексуальная революция в России захлебнулась в самом начале 1920‐х годов[969]. Идеи Фюлоп-Миллера всецело зависели от старой литературы по русским сектам, от немца Гастгаузена через русских Щапова и Мельникова-Печерского к австрийцу Захер-Мазоху и обратно к православным миссионерам, обвинявшим хлыстов в смеси сексуального разврата и политического экстремизма[970]. Ненависть к большевикам нуждалась в воплощении в единой метафоре, которая должна была соответствовать сложившемуся стереотипу России. Как бы ни было странно получившееся построение, ему следовали многие писатели в России и на Западе. В важнейшей сцене романа Горького «Жизнь Клима Самгина» мы вновь застаем хлыстов в том же ритуале с коллективным раздеванием, взаимным избиением и экстатическими танцами[971]. Фюлоп-Миллер сдвинул идею вправо, превратив экзотический символ русского народа в карикатуру на победивший коммунизм.

Конструкция Фюлоп-Миллера была немедленно использована Олдосом Хаксли в его знаменитом романе «О дивный новый мир». Опубликованный в 1932 году, роман показывал массовое общество, использующее новую технику, генетику и психологию для радикальной переделки человеческой природы. Мы застаем расы-касты, тотальную слежку и навязанный промискуитетный секс. Антиутопия Хаксли является антиамериканской в той же мере, в какой была антисоветской[972]. Люди будущего вместо «О Боже» восклицают «О Форд» или, в более интимных обстоятельствах, созвучное «О Фрейд». Однако эпиграф к роману взят из Бердяева, и многие имена звучат как русские: Герберт Бакунин, Ленина Краун. Самая трогательная сцена изображает ритуал, который называется Служение Солидарности. Главный герой обязан посещать его дважды в месяц; дело происходит в специальном храме, в котором для таких служений одновременно используются семь тысяч залов. В ритуале участвуют двенадцать мужчин и женщин, которые слушают музыку, молятся Форду и просят явиться Высшее Существо. Потом они танцуют, кружатся по комнате, бьют друг друга, поют куплеты и, доходя до экстаза, кричат: «Он идет!». Потом они вперемешку занимаются сексом. Сцена кончается так: «казалось, что огромный черный голубь с любовью парит над лежащими теперь попарно танцорами»[973]. В конце романа мы видим другую сцену группового секса, на этот раз с сотнями участников. Они присоединяются к флагеллации одного из героев, которого зовут Дикарем. Они кричат «хотим хлыста», танцуют и бьют друг друга. Они чувствуют «восторг перед ужасом боли» и «влечение к единодушию и искуплению»[974].