Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах

Поколения читателей видят Пугачева через «Капитанскую дочку», а поколения историков борются с этим видением. О Распутине столь окончательного текста не написано, зато написано множество других. Основным свидетельством о его убийстве, к примеру, являются поздно написанные воспоминания Юсупова. Их сочинял для него профессиональный литератор[962], так что «воспоминания» ложились на текстуальные образцы, литературные и «исторические». Известно, что сам Юсупов был поклонником Уайльда. Видел ли он, гомосексуал и трансвестит, себя Саломеей, влюбленной в Иоканаана и потому его убивающей? Текстуальный анализ воспоминаний показывает, что образцом для ключевой сцены убийства Распутина была «Хозяйка» Достоевского[963]. Воспоминания Юсупова писались одновременно со «Святым чертом» Рене Фюлоп-Миллера, главным источником для распутинской индустрии в поп-культуре. Австрийский историк и русский мемуарист в 1927 году дали согласованную картину происходившего. Картина была выверена по доступным стандартам; как писал Томас Манн в отзыве на «Святого черта», описанная тут «истинно праведная и грешная жизнь напоминает величайшие, самые жуткие произведения Достоевского»[964]. В форме почти гротесковой мы наблюдаем знакомую картину: сам исторический источник, рассказывающий о событии, мотивирован литературными текстами, и еще более засорено или обогащено ими восприятие этого события во вторичных документах. В историческом событии, которое мы знаем как убийство Распутина, вряд ли были моменты, свободные от ожиданий, сформированных чтением Достоевского. Но это не все; история плавного перетекания литературы в историю, вторичных документов в первичные вряд ли когда заканчивается.

Рене Фюлоп-Миллер был румынским эмигрантом в Германии, а впоследствии немецким эмигрантом в Америке. Профессиональный славист, он держал издательство в Мюнхене и редактировал немецкое собрание переводов Достоевского. Он дружил с Фрейдом и издавал его; по его заказу было написано фрейдовское предисловие к переводу «Братьев Карамазовых», известное как «Достоевский и отцеубийство». Вышедшая в 1928 году, статья Фрейда несет на себе следы знакомства с распутинской историей: «кто попеременно то грешит, то в раскаянии берет на себя высоконравственные обязательства, тот ‹…› напоминает варваров; ‹…› скорее всего, такая сделка с совестью – характерно русская черта»[965]. Посетивший Советскую Россию в середине 1920‐х, Фюлоп-Миллер вернулся с выставкой из нескольких сот фотографий и с книгой «Дух и лицо большевизма»[966]. Критически, но с редкой компетентностью Фюлоп-Миллер описал здесь новые явления русской жизни: массовые демонстрации и облегченный порядок браков и разводов; концерты заводских труб и симфонические оркестры, игравшие без дирижера; воинствующий атеизм и новую поэзию Демьяна Бедного, Маяковского и Гастева. Полная интереса к делу и здравого смысла, эта книга является одним из лучших портретов раннего советского режима, которые когда-либо были написаны. Согласно Фюлоп-Миллеру, русская революция есть попытка создать «коллективного человека», действующего согласованно и автоматически. Отмена частной собственности и тотальный контроль составляют лишь часть задачи; другую часть составляет беспрецедентное преобразование культурной, духовной и сексуальной жизни. Старый индивид был, по формуле Фюлоп-Миллера, «отягощен душой». Этот груз должен быть сброшен или разделен между всеми. Московские фотографии Фюлоп-Миллера показывают сотни или тысячи одинаковых, безликих людей, собравшихся на совместной работе или массовом шествии. Все они мужчины.

Как у любого достойного автора, у Фюлоп-Миллера был свой «конек», сформированный его предшествующими занятиями, в данном случае Достоевским и Распутиным[967]. Большевики напоминают ему мюнстерских анабаптистов, но у них есть и местные корни. Большевики реализуют ту же традицию, которая породила Распутина: традицию русских сект. Любимым примером Фюлоп-Миллера являются, конечно, хлысты. Другие, например духоборы, тоже отменяли собственность, но хлысты сделали следующий шаг. У хлыстов, говорит Фюлоп-Миллер, любовь, брак и семья перестали быть частным делом, потому что хлысты практикуют «сексуальный промискуитет»: