Толкования на русские народные сказки. Заветы древней мудрости

В сказке-притче сохранились отголоски древних верований в помощь предков-щуров (откуда позднейшее пращур). Праславяне полагали, что после кончины их души переселялись в «родичей» из окружающего мира: птиц, ящериц, щуку – наиболее ценимую среди рыб. Уменьшительное щурёнок сохранило корень щур-, изменённый в слове «щука» (первоначально щура).[61] В сказке «Буря-богатырь» (Аф., 136) щуку называют «златокрылой» (связывают с солнечным светом), и обитает она в «море» (в околоземном «Окиян-море» древнерусских поверий). Нередко в народе щуку сближали с «водяным» (в образе которого таился праславянский русала «дух предков»).[62]

Емеле ведома всесильная молитва к предкам, переиначенная в словах: «по щучьему веленью, по моему прошенью». В Средневековье попытки совместить с православием дохристианские верования считались предосудительными и всячески высмеивались. Их приверженцев в сказках называли «дураками», но продолжали втайне уважать. Об этом свидетельствует двойственный образ Емели-дурака (Ивана-дурака). «Дурак» – исповедник старой веры, ему соответствует «Дурочка» в сказочной притче «О серебряном блюдечке и наливном яблочке». Емеля – это нелепый простак, которого «нещадно бьют», похож на юродивого. Он смиренно скрывает свою «хитрость» (особые способности), совершает чудеса, невозможные для других. «ленив» лишь для суетной, обыденной жизни. Емеля живёт на «печи» (при домашнем храме «огня-попечителя», поддерживая его пламя и созерцая иной мир), более того – «разъезжает на печи» (проповедует свою веру), вызывая смятение у людей, но побеждая их в прениях о вере (его «кукова» сама побивает противников).

«Дурак» – это отчасти старовер среди будущих старообрядцев, он требует уважения не столько к себе, сколько к праотеческой вере, может проучить обидчиков, но на троекратную (важную, искреннюю) просьбу неизменно отвечает согласием. После Раскола праотеческие, восходящие к древнерусским, верования Емели в этой и ряде иных сказочных притч были соединены с древлеправославием. Дурака призывают к «королю» (наполовину чужеземного, жестокого правителя – намёк на царя Алексея), который по совету придворных обещает дать ему «красные сапоги, красный кафтан и красную рубаху» (воздать мирские почести).

Однако Емеля приезжает во дворец «на печи» (не изменяет древней вере). За это король «хочет его казнить», но в Емелю влюбляется и просится за него замуж «королевская дочь» (возможно, намёк на Феодосию Морозову, родственница царя Алексея и «верховая боярыня», которая признаёт правоту древней веры принимает её). Король в гневе «велел посадить обоих в бочку, бочку засмолить и пустить на воду» (стереть саму память о староверии). Королевская дочь стала молить дурака «чтобы нас на берег выкинуло» (о спасении), затем об «избушке» и о «дворце как раз против королевского дворца» (об устроении церковной жизни старообрядцев). Король видит «дворец» спасшихся от его казни, «прощает», и все начинают «вместе жить-поживать да добра наживать». Окончание притчи, вероятно, появилось значительно позже её создания, в эпоху Александра I, официально признавшего единоверческую церковь в 1807 году.

Сивка-Бурка

Было у старика трое сыновей: двое умных, а третий Иванушка-дурачок; день и ночь дурачок на печи валяется.

Посеял старик пшеницу, и выросла пшеница богатая, да повадился ту пшеницу кто-то по ночам толочь и травить. Вот старик и говорит детям:

– Милые мои дети, стерегите пшеницу каждую ночь поочередно, поймайте мне вора.

Приходит первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать: забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит: всю ночь-де не спал, иззяб, а вора не видал.

На вторую ночь пошел средний сын и также всю ночку проспал на сеновале.

На третью ночь приходит черед дураку идти. Взял он аркан и пошел. Пришел на межу и сел на камень: сидит – не спит, вора дожидается.