На этот раз я помолчал, оглядевшись, нет ли поблизости кого-нибудь, кто мог меня услышать, хотя прекрасно знал, что дом пуст. Я чувствовал себя идиотом. Но что мне стоило потрафить старушке?
— Восхитительно! — крикнул я.
Это стало нашим ритуалом. По утрам, когда я уходил в библиотеку, миссис Крофт или находилась в своей спальне, расположенной по другую сторону лестницы, или сидела на скамье, не замечая моего присутствия, и слушала по радио новости либо классическую музыку. Но каждый вечер, когда я возвращался, происходило одно и то же: она хлопала по скамье, приказывала мне сесть, объявляла про флаг на Луне и провозглашала, что это восхитительно. Я подтверждал, и потом мы сидели молча. Какую бы неловкость я при этом ни испытывал, каким бы бесконечным ни казался мне ежевечерний обряд, длился он всего около десяти минут. Потом хозяйка всегда задремывала, голова ее внезапно падала на грудь, и я беспрепятственно удалялся в свою комнату. К тому времени флаг, разумеется, уже не стоял на Луне. Я прочитал в газете, что, по словам астронавтов, он упал еще до того, как они улетели на Землю. Но у меня не хватало духу сообщить об этом пожилой женщине.
В пятницу утром, когда настало время платить за первую неделю, я подошел к роялю в гостиной, чтобы положить деньги на пюпитр. Клавиши были матовыми и бесцветными. Я нажал на одну из них, но никакого звука не последовало. Вложив восемь долларовых купюр в конверт, я написал на нем имя миссис Крофт. Но бросать деньги где попало я не привык. Со своего места я видел палаткообразную юбку хозяйки. Она сидела на скамье и слушала радио. Заставлять ее вставать и идти к роялю казалось лишним. Я никогда не видел, чтобы она ходила, и по трости, прислоненной рядом с ней к круглому столику, заключил, что двигаться ей тяжело. Когда я приблизился к скамье, миссис Крофт подняла на меня глаза и вопросила:
— Что вы хотите?
— Плата за комнату, мадам.
— На пюпитр рояля!
— Вот деньги. — Я протянул ей конверт, но ее руки, сложенные вместе на коленях, не шевельнулись. Я слегка нагнулся и поднес конверт к самым ее рукам. Немного помедлив, старушка приняла его и кивнула.
В тот вечер, когда я вернулся домой, миссис Крофт не похлопала по скамье, но я все равно сел рядом с ней, как обычно. Она спросила, проверил ли я замок, но ничего не сказала про флаг на Луне, а вместо этого воскликнула:
— Это было очень любезно с вашей стороны!
— Простите?
— Очень любезно!
Конверт она все еще держала в руках.
В воскресенье в мою дверь постучали. Стоявшая на пороге неизвестная пожилая женщина представилась: Хелен, дочь миссис Крофт. Она вошла в комнату и осмотрелась, словно в поисках изменений, задержав взгляд на рубашках, висевших в гардеробе, галстуках, накинутых на дверную ручку, коробке хлопьев на комоде, грязной миске и ложке в раковине. Хелен была низенькой и полной в талии, со стрижеными седыми волосами и ярко-розовой помадой на губах. На ней были летнее платье без рукавов, нить белых пластмассовых бус и очки на цепочке, которые висели на груди, как качели. Икры ее исчертили темно-синие вены, а кожа на плечах обвисала, как мякоть жареного баклажана. Хелен сказала мне, что живет в Арлингтоне — небольшом городе севернее по Массачусетс-авеню.
— Я приезжаю раз в неделю и привожу матери продукты. Она еще не выгоняла вас?
— Все прекрасно, мадам.
— Некоторые молодые люди драпают от нее в ужасе. Но думаю, вы ей понравились. Вы первый квартирант, которого она назвала джентльменом.
— Ну что вы, мадам.
Хелен заметила мои босые ноги (я все еще не привык находиться в доме в обуви и всегда разувался, прежде чем войти в комнату).
— Вы недавно в Бостоне?
— Недавно в Америке.
— И приехали из…? — Она подняла брови.
— Из Калькутты, это в Индии.
— Правда? Около года назад у нас жил бразилец. Кембридж — город интернациональный.
Я кивнул и стал размышлять, долго ли еще продлится разговор. Но тут мы услышали снизу наэлектризованный голос миссис Крофт и выскочили в коридор.
— Спускайся оттуда немедленно!
— Что случилось? — крикнула в ответ дочь.
— Немедленно!
Я мигом надел туфли. Хелен вздохнула.
Мы спустились по лестнице. Она была узка для нас двоих, поэтому я шел вслед за Хелен, которая, по-видимому, ничуть не спешила, жалуясь на больное колено.
— Почему ты не взяла трость? — крикнула она матери. — Ты же знаешь, что нельзя ходить без трости. — Хелен остановилась, положив руку на перила, и оглянулась на меня. — Она иногда падает.
Впервые миссис Крофт показалась мне уязвимой. Я представил ее лежащей на спине около скамьи на полу: глаза уставились в потолок, носки ног смотрят в противоположные стороны. Но когда мы спустились, старушка сидела на своем обычном месте, сложив руки на коленях. Возле ее ног стояли два пакета с продуктами. Когда мы встали перед ней, она не похлопала по скамье, не попросила присесть. Глаза ее метали молнии.
— Что случилось, мама?
— Это неприлично!
— Что именно?
— Леди и джентльмену, которые не состоят в браке друг с другом, не пристало беседовать наедине, без компаньонки!