Толстяк

— Наверное, много они там ели, в этой Коми, пан учитель, — с усмешкой произнес Грозд.

— В Коми был голод! — Я не выдержал и вскочил. — Во время войны… там… и поэтому потом…

— Садись, — сказал мне Ус. — А тебя, — он обратился к Грозду, — я, как мне кажется, пока что ни о чем не спрашивал. Впрочем, почему бы и не спросить. Иди-ка к доске.

Грозд сначала скорчил жалобную мину, а потом с глуповатой усмешкой направился к доске.

— Расскажи-ка нам биографию Адама Мицкевича.

— Адам Мицкевич, — бодро начал кудрявый, — Адам Мицкевич был великим поэтом… он был народным поэтом… и родился… Родился он… родился…

— Мы уже знаем, что он родился, — сказал полонист. — Теперь ты нам скажи, где и когда это произошло.

— В Коми… — подсказал кто-то громким шепотом за моей спиной.

— В Ко… — машинально начал Грозд, но тут же осекся и молча уставился на носки своих ботинок.

— Садись, — коротко скомандовал Ус. — Двойка.

Звонок. Конец урока. Учитель вышел, и в классе сразу же поднялся шум, застучали крышки парт. Не дожидаясь новых насмешек, я выбежал в коридор, намереваясь разыскать Яцека. Он учился в соседнем седьмом «А».

— Яцек! — позвал я, как только разглядел его в толпе. Он подошел, но как-то нерешительно.

— Ну, как у тебя? — спросил он.

Я как раз хотел ему сказать, что седьмой «Б» мне не очень понравился, что я не прочь бы перейти в его класс и собираюсь поговорить с отцом, чтобы он помог мне в этом. Но ничего этого я не успел сказать, потому что нас окружила толпа орущих ребят во главе с кудрявым.

— Толстый! Кабан! Бочка сала!

— Слушай, Жирный, это из-за тебя на меня взъелся Ус. Если бы не ты, он бы не стал вызывать меня сегодня.

— Мотай отсюда! — рявкнул я на него. — Нечего было цепляться.

— Я тебя еще так зацеплю, что ты на ногах не устоишь, — напирал кудрявый. — А ты, Яцек, что? Жир любишь? Носишь за ним его брюхо, чтобы не потерялось?

Я глянул на Яцека. Он как-то странно поморщился и пожал плечами. И тут же незаметно отодвинулся от меня. Совсем немного, может, на несколько сантиметров, но все же отодвинулся.

— Не твое дело, — пробормотал он, глядя на Грозда. Все покатились от хохота.

— А ты, Кит, не горюй, — «приободрил» меня большеносый Коваль. — В случае чего, мотай в аптеку. Там за литр рыбьего жира по две сотни отваливают.

— Я тебе и без аптеки отвалить могу! — пригрозил я.

Коваль был выше на целую голову, но я не сомневался, что справлюсь с ним. В Коми умеют драться, а я к тому же научился у Мишки некоторым надежным приемам.

— Можем попробовать, — согласился Коваль. — После уроков, во дворе у гимнастического зала.

— Хорошо, — сказал я. — Буду ждать.

— А может, и со мной? — вмешался кудрявый. — Ну как — попробуешь? Мне причитается — я сегодня из-за тебя получил двойку.

— Ладно, — повторил я. — Встретимся после уроков.

И снова обидный смех со всех сторон. Я огляделся. Яцек куда-то исчез.

— А со мной попробуешь?

— А со мной?

— Давай и со мной. Я всегда мечтал стать китобоем. Хочу помериться силами с китом.

— С бочкой селедок…

— С откормленным кабанчиком…

— Что здесь происходит?

Все сразу же расступились, пропуская вперед молодого мужчину в спортивной куртке. Я увидел квадратное лицо с серыми, чуть прищуренными глазами, высоким лбом и резко выступающими скулами. Лицо это было суховато, с резкими чертами, но несомненно очень красивое.

— А это наш новенький, — пропищал щупленький и очень бледный мальчишка, белкой вертевшийся среди ребят. Я неожиданно припомнил, что зовут его Войтек Бубалло. — От него вам никакого проку не добиться, ведь такому толстяку и через коня не перескочить.

Тут только я догадался, что передо мной стоит учитель физкультуры. Позднее я узнал его фамилию — Шульц.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал он, слегка прикусывая нижнюю губу, как бы сдерживая улыбку. — Ты занимаешься каким-нибудь спортом?

— Он фехтовальщик! — выкрикнул сзади Грозд. — А вернее, грозный рубака булок с маслом…

Я решил не обращать на него внимания.

— Я неплохо плаваю, — сказал я. — И еще хожу на лыжах.

Не было бы преувеличением, если бы я сказал, что очень хорошо хожу на лыжах, потому что в Коми лыжи всю зиму не снимают с ног: снег там настолько глубокий, что без лыж провалишься по шею. Даже Мишка признавал, что из меня вышел отличный лыжник: мне легко удавались любые виражи на самых крутых склонах, а на школьных соревнованиях я никогда не опускался ниже третьего места. И это при том, что лыжи в Коми считаются национальным видом спорта.

— Ну что ж, посмотрим, — повторил учитель физкультуры и снова чуть заметно прикусил губу. — Люблю спортивных ребят.

Ему ответил дружный взрыв хохота. И что их так веселило? Я снова поискал глазами Яцека. Но ни рядом, ни в коридоре его не оказалось, наверное, ушел в свой класс. К тому же послышался звонок, означающий конец перемены.

Они дожидались меня у гимнастического зала. Выглянув в окно, я увидел там почти всех мальчишек седьмого «Б». Я зашел за Яцеком и застал его укладывающим в портфель учебники.

— Ты на меня за что-нибудь злишься? — спросил я.

— С чего ты взял, — пробормотал он, целиком поглощенный портфелем.