Толстой (СИ)

Известный ялтинский книготорговец И. А. Синани, узнав о смерти Толстого, в витрине своего магазина организовал выставку, посвященную памяти Льва Николаевича. Приехала полиция и потребовала закрыть ее. Синани занавесил окно. Но спустя время пошли упреки в адрес полиции, и полицмейстер снова посетил магазин с требованием открыть выставку, «дабы прекратить ненужные толки». На что владелец ответил: «Ничего менять не буду. Отмечаю смерть Толстого завешенным окном». И целых десять дней окно было закрыто.

В Москве и других крупных городах жандармы жестоко расправлялись с попытками демонстраций, арестовывали людей, отбирали портреты писателя, конфисковывали газеты с заметками о Льве Николаевиче.

Полиция и власти не могли справиться с народным желанием почтить память Льва Николаевича Толстого. Церковь всячески старалась выразить свою неприязнь к писателю. В селе Тазове Курской губернии расписали церковную стену на тему «Лев Толстой горит в аду». Изображение графа помещали на утюгах, чтобы постоянно «жарился» и каждый мог в него плюнуть.

А пока бушевали страсти, Льва Николаевича похоронили. Похоронили просто, в самом дешевом простеньком желтом гробу, в могиле без креста и ограды, как он хотел. «Все свершилось просто, но было в этой простоте что-то более сильное, чем волнения и шум многотысячных толп на иных погребениях… похороны Толстого в лесу, в уголку “Графского заказа”… были достойны Толстого… Или вернее: были достойны России…»[20]

На церемонию собралось несколько тысяч человек, это ничтожно мало для такой большой страны. Но власти постарались, чтобы похороны Толстого не стали всенародным событием. У самого дома люди рвутся как можно ближе к гробу. Родные просят время, чтобы проститься с покойным. Стоит длинная-длинная очередь, в которой смешаны люди абсолютно различных сословий, в этот день они едины. Для прощания мало времени, нельзя задержаться, остановиться, задуматься. «…Это – Толстой, это – человек, который магической силой своего слова, своей мысли, своей воли властвовал над душой своего века. Это – выразитель дум и сомнений не одного поколения, не одной страны, даже не одной культуры, но всего человечества нашего времени. Здесь он лежит, свершив свой подвиг и завещав людям еще много столетий вникать в брошенные им слова, вскрывать их тайный смысл, на который он успел лишь намекнуть…»[21]

Могила Толстого прячется довольно далеко в лесу, от Ясной Поляны до нее неблизкий путь по темной дубовой алее, в конце которой обрыв. И на краю его скромный холмик, украшенный еловыми ветками. Здесь и похоронен всемирно известный писатель Лев Николаевич Толстой. Он любил это место, оно связано с легендой из детства – здесь старший брат Льва Николаевича Николенька зарыл ту самую зеленую палочку, которую если найти, то на земле исчезнут страдания, беды, несправедливость. Здесь Толстой и завещал себя похоронить. Он считал, что человеческое тело теряет всякую важность после смерти и не имеет смысла придавать значение обрядам и церемониям. «И я действительно отрекся от церкви, перестал исполнять ее обряды, написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей, и мертвое мое тело убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым».

На этом можно было бы и закончить, но мне хочется еще немного задержаться – сфокусировать внимание на последних абзацах, в которых сконцентрированы мысли о Боге, о смерти и жизни, а самое главное в них – сам Толстой.

Илья Львович привез однажды ко Льву Николаевичу своего приятеля, фотографа Протасевича. Считая, очевидно, что с Толстым нужно вести беседу на высокие темы, он задал Льву Николаевичу такой вопрос: – Скажите, Лев Николаевич, есть бог или нет? Лев Николаевич помолчал и спросил его: – Вы видали когда-нибудь микроскоп? – Видал. – Что же вы в нем видели? – Видел в капле воды инфузории. – Что, если бы одну из этих козявок спросили, – сказал Лев Николаевич, – есть в Калуге фотограф Протасевич? Что бы она на это ответила?

Толстой верил в бессмертие и в бесконечность жизни, но на слова Софьи Андреевны, что «смерть лучше скучной старости» он восклицал: «Нет, надо жить, жизнь так прекрасна».

Всё.

Штрихи к портрету

Толстой – это целый мир.

М. Горький

Мы завершили предыдущую главу на трагической ноте, но расставаться с героями книги таким образом не хотелось бы, да и не все еще сказано. Добавить можно многое, Лев Николаевич «многотомен», как и его произведения, но давайте обратим внимание на якобы обыденные вещи – гардероб, язык семьи, здоровье автора и его маленькие советы на разные случаи жизни. Это не только познавательно, это добавит к портрету Толстого недостающие штрихи.

Гардероб Толстого