Толсты́е: безвестные и знаменитые

В 2006 году дочь Толстого-Милославского жила в России и зарабатывала тем, то давала уроки английского языка. Одним из учеников Александры Николаевны был основатель Межпромбанка Сергей Пугачев, обладатель солидного состояния, к тому же весьма привлекательный на вид. Неудивительно, что через несколько лет они стали мужем и женой, после чего Пугачёв перебрался в Лондон. Но в 2010 году Межпромбанк был признан банкротом, а Пугачёв обвинён в хищении денег банка – российский суд обязал его выплатить 75,6 миллиарда рублей с целью погашения долгов. Как ни странно, в 2014 году Высокий Лондонский суд заморозил активы Пугачева, приняв во внимание решение российского суда. Всё это похоже на эпидемию – стоит кому-то породниться с Толстыми-Милославскими, как он оказывается в положении банкрота. Ну можно ли в такой ситуации мечтать о том, чтобы перебраться за океан – там чуть ли не в каждом русском видят мафиози.

Иван Никитич Толстой, брат Татьяны, пока не добрался до Америки – несколько лет жил в Париже, затем возвратился в Петербург, ну а потом пришлось надолго задержаться в Праге. Впрочем, Русская служба «Радио Свобода», где Толстой ведёт одну из радиопрограмм, существует на деньги Конгресса США, так что кое-какая надежда ещё теплится.

С чего всё началось? Иван Никитич решил написать дипломную работу о творчестве Владимира Набокова, однако в начале 80-х годов автор «полупорнографического» романа «Лолита» был в числе тех, о ком нельзя было писать хвалебные оды, поэтому Толстому пришлось отложить защиту своего диплома. Немудрено, что и после окончания филфака ЛГУ он несколько лет не мог реализовать своё желание писать об эмигрантской литературе, однако «терпел и дождался своего времени».

Теперь Ивана Толстого и печатают, и слушают – в немалой степени это вызвано его родством со знаменитыми писателями. Но вот что странно – когда в интервью на «Эхе Москвы» в 2003 году Толстому задали вопрос о его отношении к деду, Алексею Николаевичу, в его ответе не было ни одного слова благодарности:

«То, что он был богат и купался в добре, и, конечно, был совершенно оторван от жизни простых людей, это то, что я ему никогда не прощу».

И далее:

«В нём был талант непосредственного лирического переживания. Он, конечно, был писатель. <…> Для него литература была важнее всего. Он ни в какую эпоху от литературы не отвернулся, и этого своего дара никогда не предал».

Так Иван Никитич охарактеризовал деда, но ведь то же можно сказать и о Набокове – вырос в весьма состоятельной семье, был совершенно оторван от народа. Однако по отношению к «красному графу» Иван Никитич настроен весьма критично:

«Все его произведения, написанные в советской стране, всевозможные статьи во славу советской власти и сталинщины – они написаны омерзительно. А он и не мог написать их талантливо. Потому что, если у тебя в душе черно в этот момент, ты ничего не можешь создать. Потому что ты – пакостник».

Автор приведённого текста сам себе противоречит. Если Алексей Николаевич «своего дара никогда не предал», то как же он умудрился писать в советское время «не талантливо»? Скорее всего, Иван Никитич пытается добавить в бочку мёда ложку дёгтя, однако любой непредвзятый читатель вынужден признать, что, например, трилогия «Хождение по мукам» написана прекрасно, если оценивать её литературные достоинства. И в то же время в ней не рассказана вся правда о революции и о гражданской войне, а кое-что, по-видимому, искажено до неузнаваемости.

Возникает впечатление, что в глазах внука прославленный писатель как бы раздвоился, и нет такой силы, которая бы соединила две эти половинки. Подобное явление Иван Никитич описал ещё в 1990 году – статья называлась «Зубастая женщина, или Набоков после психоза»:

«В книгах Набокова два отца: обожествленный (о чём пишут все) и сатирически низвергнутый (о чём, насколько мне известно, не говорил пока что никто). Какой из них главный? Да оба. В какой-то момент. <…> Набоков разделил своего отца на две никак не связанные части, на любимую и на ненавистную. Любимую он взрастил в своих ностальгических мечтах до размеров Годунова-Чердынцева-старшего, ненавистную (в пределах того же "Дара") – до размеров Чернышевского».

Это пристрастие к делению человека на две части наводит на мысль, что здесь не обошлось без некоторых признаков шизофрении: одно «Я» хвалит своего деда, а другое – ненавидит. Но самое скверное, что эту болезнь Толстой приписывает и Набокову – намерение Владимира Владимировича якобы «разделить» своего отца никак иначе невозможно объяснить.

В другом интервью, уже в 2015 году, Иван Никитич попытался уточнить свою позицию, рассказывая о знаменитом деде:

«Я его иначе как пресловутым не называл. Окружающая советская жизнь навязывала его. Это крайне неприятно. Вы приходили в школу, а в классе по литературе висел дедушкин портрет рядом с нерукопожатными Шолоховым и Максимом Горьким. Чем тут гордиться?»