Толсты́е: безвестные и знаменитые

А между тем, и самому Толстому упорства и непоколебимости не занимать. Несмотря на критику его «философского учения», Толстой до самых последних дней не позволил себе усомниться в собственной правоте, хотя наивность и нелепость некоторых его постулатов предельно очевидна. Однако Лев Николаевич с упорством, достойным лучшего применения, продолжал гнуть свою линию, выражая сомнение в способности людей к осмысленному поведению:

«Люди в такой лихорадочной суете, торопливости, тревоге, в таком напряжении труда, направленного всегда на совершенно не нужное, даже явно вредное, и в таком при этом непрестанном восхищении от самих себя, что не только не видят, не хотят, не могут видеть своего безумия, гордятся им, ожидают от него всяких великих благ и в ожидании этих великих благ всё больше и больше опьяняют себя всё новыми и новыми затеями, имеющими одну цель – забыться, и всё дальше и дальше завязают в безвыходности и политических и экономических, и научных, и эстетических, и этических неразрешимых противоречиях».

Если речь идёт о материальных благах и развлечениях, тогда Лев Николаевич, безусловно, прав – сытая и праздная жизнь одних резко контрастирует с неблагополучием большинства других. Но этих последних никак нельзя обвинить в безумии, поскольку их жизнь в основном сводится к борьбе за своё существование. Тут уж не до науки и не до эстетики, однако Толстой почему-то считает эту борьбу проявлением даже не глупости, а полного безумия:

«Для меня стало очевидно, что большинство человечества, в особенности христианского мира, живёт в наше время жизнью прямо противоположной и разуму, и чувству, и самым очевидным выгодам, удобствам всех людей – находится в состоянии, вероятно, временного, но полного сумасшествия, безумия».

На самом деле, большинство людей всегда жило ради собственной выгоды и удобства – к этому их подталкивают инстинкты самосохранения и продолжения рода. Толстой прав, утверждая, что люди не задумываются о том, к чему это приведёт в мировом масштабе, однако это не причина для того, чтобы их называть безумными.

Далее Толстой выдвигает требования, по сути, направленные на подрыв основ любого государства: нельзя собирать налоги, нельзя участвовать в войне, нельзя наказывать виновных… А все, кто соблюдает законы государства, находятся в состоянии безумия.

Так что прикажете делать в этой ситуации? Толстой использует аналогию между сном и безумием:

«И сон, и безумие <…> всегда могут быть отличены людьми от действительной жизни тем, что и в снах, и в безумии отсутствует нравственное усилие. <…> Люди всё-таки благодаря своему самосознанию и вытекающему из него нравственному чувству и возможности нравственного усилия, всегда могут видеть, не могут не видеть того, что сон есть сон и что безумная жизнь есть жизнь безумная. <…> В нашей теперешней безумной жизни, если мы чувствуем, что делаем ужасные гадости и не можем перестать, то спасение от этого только самосознание и пробуждение от безумной к разумной жизни».

На самом деле, спящий человек крайне редко осознаёт, что он находится во сне. Точно так же человек далеко не всегда может осознать своё безумие. Если бессильны доктора, тогда никакое самосознание не поможет.

Есть и ещё одна сторона этой проблемы. Дело в том, что сон – это защитная реакция организма, которую удобно описывать в терминах, принятых в электронно-вычислительной технике. Итак, во время сна организм освобождает нашу «оперативную память» от полученной за день информации, распихивая её по закоулкам «постоянной памяти», а в результате человек просыпается вполне готовым к приёму и обработке новой информации. Безумие так же можно рассматривать как способ защиты организма от внешнего воздействия. Если «оперативная память» перегружена и организм не справляется с обработкой информации, он спасается от разрушения тем, что ставит некий заслон от внешнего воздействия. Это может быть самообман, сводящийся к мысли: «только я один прав, а все остальные ошибаются». Однако такой способ самозащиты может привести и к потере личности – тогда безумец оказывается в палате №6 под именем Наполеона Бонапарта или Александра Македонского. И никакое самосознание ему не поможет.

В этой статье Толстого слово «безумие» встречается в разных вариантах более тридцати раз. Автор словно бы нарочно нагнетает напряжение, надеясь вызвать в читателе неподдельный ужас. Однако когда же Толстой предложит свой рецепт, который позволит избавиться от этого кошмара? Но вот и дождались:

«Для того, чтобы избавиться от того ужаса, среди которого мы живём и в котором участвуем, надо сознать себя и вызвать в себе то нравственное чувство и нравственное усилие, которое свойственно разумному существу, человеку».