Толсты́е: безвестные и знаменитые

Несомненно, в этих словах есть доля правды. Можно восхищаться «Подсолнухами» Винсента Ван Гога, но платить за них на аукционе несколько десятков миллионов долларов – это можно объяснить только чем-то вроде эпидемии. Конечно, можно относиться к такой покупке, как к выгодному вложению капитала, и тогда это просто договорная цена – люди состоятельные уже давно договорились между собой, что будут рассматривать шедевры мировой живописи как эквивалент валюты, драгоценных камней, золота и платины. Столь меркантильный подход может огорчать истинных ценителей искусства, однако безумием это никак нельзя назвать.

Далее, анализируя причины популярности пьес Шекспира, Толстой во всём обвинил Германию и прежде всего Гёте, которого назвал «диктатором общественного мнения в эстетических вопросах». Но главное зло, по мнению Толстого, заключается в деятельности «лишённых эстетического чувства учёных и усердных эстетических немецких критиков, составивших теорию объективного искусства, то есть сознательно отрицающую религиозное содержание драмы».

Опять Лев Николаевич неточно выразился. Видимо, он хотел сказать, что пьеса должна быть неким нравоучением, составленным на основе всех Христовых заповедей и облечённым в художественную форму. Однако Толстой и тут не прав – желающие могут вдоволь насладиться нравоучениями в ближайшей церкви. А вот театр – это, прежде всего, увлекательный сюжет, удовольствие от игры актёров, а потом уже нравственное наполнение пьесы. К тому же Шекспира вряд ли можно обвинить в пропаганде насилия, ненависти и похоти. Но что поделаешь, если такова жизнь?

В 1941 году в защиту Шекспира выступил его соотечественник Джордж Оруэлл. Выступая на радио Би-Би-Си, он проанализировал обвинения Толстого и пришёл к выводу, что они попросту «чудовищны». По мнению Оруэлла, причина появления статьи Толстого в том, что он никак не мог понять, в чём причина популярности пьес Шекспира на протяжении нескольких столетий. В свою очередь, Оруэлл в то время не понимал, почему Толстой так ожесточённо критиковал драматургию Уильяма Шекспира. Потребовалось шесть лет, чтобы Оруэлл разобрался, что к чему – свои мысли он изложил в статье «Лир, Толстой и шут» (George Orwell: ‘Lear, Tolstoy and the Fool’, Polemic, № 7, London, 1947). А для начала задал себе и своим читателям такой вопрос:

«Почему более чем из тридцати пьес главным объектом своей критики Толстой выбрал "Короля Лира"?»

Казалось бы, какая разница, что критиковать? Нельзя же анализировать все пьесы плодовитого драматурга. Ну выбрал Толстой «Короля Лира», ну и что? Однако оказывается, выбор вовсе не случаен:

«Конечно, нельзя утверждать, что Толстой чувствовал своё сходство с Лиром или признал бы это сходство, если б ему на него указали. Но на отношение Толстого к пьесе, вероятно, повлияла её тема. Отречение от власти, отказ от своих земель – всё это кровно интересовало Толстого. Возможно, поэтому мораль "Короля Лира" злила и раздражала его больше, чем мораль какой-нибудь другой пьесы, например "Макбета", не столь близкого жизни Толстого. Но в чём мораль "Короля Лира"? Очевидно, в пьесе две морали: одна выражена явно, другая заложена в сюжете драмы. <…> И смысл её таков: если хочешь, отдай свои земли, но не рассчитывай этим поступком достигнуть счастья. Скорее всего, ты его не достигнешь. Если живёшь для других, так и живи для других, а не ищи себе выгоду окольным путём».

Можно предположить, что Толстой был настолько потрясён трагедией Лира, что, как всякий впечатлительный человек, спроецировал его судьбу на себя и тогда его обуял ужас: а что если такое ожидает и меня? Что делать, чтобы избавиться от наваждения? Единственная возможность – подвергнуть пьесу жёсточайшей критике и доказать, что так писать нельзя! То есть, и Шекспир не прав, и его последователям следует категорически запретить создание таких произведений.

Однако Оруэлл продолжает:

«Всегда существует возможность или, скорее, вероятность, что один вид эгоизма подменяется у этих людей другим. Толстой отрёкся от богатства, славы и привилегий, отказался от насилия в любых его видах и, поступая так, готов был страдать, но довольно трудно поверить, что он отказался и от идеи обуздания или, по меньшей мере, желания обуздать других».

Желание обуздать других, не спрашивая их согласия – как это может сочетаться с идеей ненасилия? И поневоле возникает подозрение, что такое не мог написать человек, находящийся в своём уме.

Статья Толстого о Шекспире появилась на свет в 1906 году, а через четыре года была опубликована его статья «О безумии». Понятно, что Толстой писал не о себе – сначала обвинение в адрес большей части человечества:

«Большинство людей, разделяя общую всем безумным черту упорства и непоколебимости в своём заблуждении, становятся всё более и более недоступными каким-либо разумным доводам и всё более и более самоуверенными и самодовольными».