Том 1

Робкая преданность и любовь в этих глазах.

Так было давно… когда он ходил за забором вокруг дачи, не решался зайти, смущался и радовался, если его замечали. Восемь лет тому назад…

Елена знала, что, когда она подойдет к парте, глаза опустятся.

Леля опустила глаза.

Очарование прошло.

Елена опять увидела класс и темноволосую девочку в коричневом платье.

А в классе было так тихо, что все слышали, как упал лист бумаги с парты, — Елена оперлась на нее.

Леля нагнулась поднять и посмотрела еще раз.

Но теперь в этом взгляде был испуг.

Что с Еленой Васильевной?.. Что случилось?..

И с таким же испуганным недоумением смотрели все сорок девочек в классе.

Елена отошла к окну. Внутренняя рама была открыта, в стекле одинаковым белым пятном мелькнули волосы и лицо.

Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки.

Неужели будет опять, как в сорок третьем году, когда она пугала детей, останавливая их на улице, — в каждой маленькой девочке ей мерещилась Леля.

Елена повернулась опять к девочкам и сказала почти совсем спокойным голосом, только холодные бескровные губы шевелились с трудом:

— Ты хорошо читаешь, Оля. Кто тебя научил читать?

— Папа.

— А кто твой папа? Ведь я же вас, девочки, совсем еще не знаю. Давайте будем знакомиться. Вот Оля Морозова расскажет нам про себя.

Леля уже успокоилась немного и рассказала, кто ее папа и мама и как их зовут, прибавила даже, что есть Татка.

— Ты что же, всегда в Москве жила?

— Да, в Москве. А только сначала в эвакуации.

— И уезжала с мамой и с папой?

— Да… А Татки тогда еще не было.

Елена отвернулась к доске, чтобы не видеть этих глаз.

Стала писать, почти бессознательно, слова из букваря, которые первые пришли в голову:

— Рама, Рома, дом, лом.

Девочки удивились — они только в начале месяца читали такое простое.

Но так как Леля еще стояла, она прочла старательно и громко:

— Рама, Рома, дом, вом.

Мел стал крошиться о доску, Елена не могла писать.

— Девочки, — сказала она, — мне нездоровится. До звонка осталось еще четверть часа. К вам кто-нибудь придет. Вы будете сидеть тихо, правда? Оля Морозова, проводи меня.

Она уже шла к двери.

Леля побежала за ней.

— Портфель, портфель возьми! — шептали девочки.

Леля думала, что они говорят про ее портфель.

— Да нет, Елены Васильевны портфель, — сказала Соня Скворцова. — А твой оставь, я тебе принесу.

Леля схватила со стола портфель Елены Васильевны и выбежала в коридор.

Из учительской вышла вожатая Галя. Елена подошла к ней.

— Галя, мне нездоровиться, скажи Лидии Семеновне, что я пошла домой. Посиди в моем классе до звонка. Эта девочка, Оля Морозова, проводит меня.

— А может быть, вам… воды… или позвать кого-нибудь? — тревожно спрашивала Галя. — Ведь вы же… не дойдете… Посидите здесь… или давайте я с вами.

— Не надо. Я прошу тебя, Галя, пойди в мой класс.

Галя исчезла за дверью класса.

Они спускались по лестнице в первый этаж.

Леля несла портфель. Она вся дрожала, сама не знала почему.

Пустая раздевалка.

Тугая дверь на пружине. А дальше еще одна дверь.

А между дверями крошечная комнатка — в один шаг.

Когда закрылась первая дверь, а вторая еще не раскрылась, Леля почувствовала, как ее обнимает тонкая, нежная рука.

Елена сказала со стоном:

— Маленькая ты моя!

Леля прильнула к ней всем телом, они были вдвоем, ничего не было больше.

Шаги и голоса. Кто-то входит в наружную дверь.

Они вышли из школы на улицу.

Было странно увидеть яркий свет и людей.

Елена спросила:

— Где ты живешь? Пойдем.

— А мы разве не к вам?

— Нет, нет. Кто может быть у тебя сейчас дома? — Она выговорила с трудом: — Мама… или папа?

— Мама сейчас дома… да и папа, может быть, тоже… У него отпуск.

Елена больше не говорила ничего и только крепко держала Лелину руку.

— Как странно, — сказала Муся, — Леля идет — и с ней учительница.

— Случилось что-нибудь? — Евгений Александрович пошел отворять.

Елена обвела взглядом комнату:

— Мне нужно вам сказать…

Евгений Александрович показал на соседнюю комнату:

— Пройдемте сюда. Дайте руку. Вы сейчас упадете.

Дверь прикрылась.

Елена спросила:

— Скажите… Оля… ваша родная дочь?

— Нет!

Опять все было как туман.

— В сорок первом году?.. В поезде?.. Во время бомбежки?..

— Да!

Она распахнула дверь и упала на колени перед тоненькой девочкой в коричневом платье:

— Леля!

Леля поверила сразу.

Она лежала у мамы на коленях, а мама сидела в кресле.

Так целовать могла только мама. Леля растворялась, уничтожалась в этих объятиях…

Евгений Александрович спросил:

— Вы где же теперь живете?

— У меня пока нет своей комнаты, я живу у подруги, иногда уезжаю к тете, у нее дача за городом.

— Если у вас, — Евгений Александрович пошевелил толстыми пальцами, — так плохо сейчас с жилищным вопросом… можно было бы… пока…

Елена крепче прижала к себе девочку:

— Нет!

— Во всяком случае… вы будете… почаще… потому что, видите ли…

Он положил руку на Лелино плечо.

Елена вдруг нагнула голову и прижалась губами к этой руке.

— Что вы делаете? — испуганно крикнул Евгений Александрович, отдергивая руку.

И стал ходить по комнате с большим платком в руках. Муся и Татка доставали маленькие.

Когда мы расстаемся с человеком, нам близким, мы чувствуем какую-то вину перед ним.