— Ах, ни в чем, но послушай; ты, доктор, скажи мне, как, собственно, у женщин, не опасно ли для них не выходить замуж? Гм! Не делаются ли они, так сказать, — ну, ты понимаешь, немножечко нездоровыми? Тут, вверху? Что?
Доктор сказал, что, к несчастью, не все самки могут получить оплодотворение, и это, конечно, достойно сожаления. В природе, где почти всегда самец живет в полигамии (и это ничему не вредит, так как не влияет на уменьшение корма для детенышей), не наблюдается такого ненормального явления, как неоплодотворенные самки. Но в культурной жизни такой выход можно считать почти исключительно счастливой случайностью, чаще же случается, что женские особи превышают своим количеством мужские. Но надо быть снисходительным к старым девам, так как у них очень печальная участь.
— Нужно быть с ними добрыми. Да, это легко сказать, но если они-то к нам недобры?
И тут он отвел свою душу и рассказал доктору все, даже и свои рассуждения о книге.
— Ах, теперь пишут так много вздора, — сказал доктор. — Во всяком случае, этими важными вопросами должна заняться наука, и только наука!
Когда капитан после шестимесячного отсутствия и скучной переписки со своей женой, которой показались обидными его рассуждения об ибсеновской пьесе, высадился в Даларо, то его там встретили жена, все дети, две служанки и Оттилия. Его жена была мила и добра, но недостаточно нежна, для приветственного поцелуя подставила она ему лишь лоб. Оттилия была высокая, как дерево, и носила стриженые волосы, которые на затылке торчали, как амбарная метла. Ужин был довольно скудный, с чаем. Баркас был наполнен детьми, и капитан вынужден был лечь в другой комнате. О, раньше все это было совсем по-другому! Капитан выглядел постаревшим и был совершенно обескуражен. Это настоящий ад, думал он, быть женатым и не иметь жены!
На следующее утро он хотел сделать небольшую прогулку по морю на парусах, но Оттилия не переносила моря. При приезде сюда ей уже было очень плохо. И кроме того, было воскресенье. Воскресенье!
Вместо этого капитан предложил пойти хоть немного погулять — ведь им так о многом надо поговорить, — но только чтобы Оттилии при этом не было!
И они пошли под руку, но говорили мало, и то, что сказали, было похоже скорее на попытку спрятать свои мысли. Она села на камень, и он опустился у ее ног. Теперь что-нибудь выйдет, подумал он. И действительно вышло.
— Думал ли ты о нашем супружестве? — начала она.
— Нет, — ответил, как будто уже приготовившись к этому вопросу, — я только чувствовал, так как я думаю, что любовь есть чувство. Когда при плавании знают местность из опыта, то всегда приходят в гавань, а когда полагаются лишь на компас и карту, то тонут!
— Да, но наш брак был не чем иным, как кукольным домом!
— Ложь, могу прямо сказать! Ты никогда не выдавала фальшивого векселя, ты никогда не показывала своих чулок первому встречному доктору, желая занять у него денег. Ты никогда не была так романтична, чтобы ожидать, что твой муж возьмет на себя преступление, которое его жена совершила по глупости, и что раз не будет доносчика, то не будет и преступления; ты меня никогда не обманывала, я тоже всегда был честным с тобою, как и Гельмер со своей женой, когда считал ее подругой своего сердца. Итак, мы — истинные супруги как по старомодным, так и по новомодным понятиям.
— Да, но я была твоею домоправительницею!
— Ложь, могу прямо сказать! Ты никогда и в кухне не бывала, ты никогда не получала от меня вознаграждения, ты никогда не отдавала отчета в хозяйственных деньгах и никогда не получала выговора, если что-нибудь было не так. И ты считаешь мою работу, управление кораблем, счет селедок, пробу супа, вешание гороха, исследование муки, — считаешь ты все это более почетным, чем смотреть за прислугой, ходить на рынок, производить детей на свет Божий и их воспитывать!
— Нет, но ты за это мне платил, ты самостоятельный, ты мужчина, и все зависит от тебя.
— Мое милое дитя! Хочешь ты получать от меня вознаграждение? Хочешь действительно быть моей экономкой? То, что я мужчина, это простая случайность, пол вообще определяется лишь на седьмом месяце. Это печально, потому что по теперешнему времени быть мужчиной — преступление. Но пусть черт возьмет того, кто подстрекает друг на друга две половины рода человеческого. Он должен нести большую ответственность. Ты говоришь, я властвую! Да властвую ли я? Разве мы не властвуем оба вместе? Разве я решаюсь на что-нибудь важное, не спросив твоего совета? Ты же, напротив, воспитываешь детей совершенно по своему усмотрению. Вспомни, как я хотел уничтожить колыбель, так как считал нездоровым таким образом усыплять детей; как ты против этого восстала! Ты же поступила по своей воле. Один раз моя воля брала верх, другой — раз твоя! Середины здесь нет, как нет середины между качанием и некачанием ребенка. И, таким образом, до сегодняшнего дня все шло превосходно. Но теперь ты ко мне изменилась благодаря твоей Оттилии.
— Оттилия! всегда Оттилия! Разве ты сам не советовал мне найти подругу?