Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

— Ну, видишь! Начни с математики, потом иди дальше, воспользуйся возможностью повязать ей шаль, застегнуть ботинки. Вечером провожай ее домой, выпей немножечко с ней, поцелуй так, чтобы это видела Гурли. Если понадобится, будь настойчивым, и она не будет на это сердиться, уж поверь мне. И главное, как можно больше математики, по возможности так, чтобы Гурли, ничего в ней не понимая, молча сидела около. А через неделю приходи ко мне и расскажи, как все это пойдет!

Капитан пошел домой, прочел поскорее последние брошюры о безнравственности и приступил к делу.

Через неделю он, довольный, сидел у своей тещи и пил хороший черри.

— Ну, рассказывай, рассказывай, — говорила старая дама и подняла очки на лоб.

— Ну, видишь ли, сначала дело шло нелегко — она была очень недоверчива, думала, что я хочу посмеяться над ней. Но я начал с того, что заговорил о колоссальном влиянии, которое оказала в Америке теория вероятности на статистику нравственности, это сделало почти эпоху! Да! Этого она не знала, и это ее привело в восторг. Я привел пример и доказал ей цифрами и буквами, что можно с большой вероятностью сказать вперед, сколько девушек падет в известный период времени. Это ее очень удивило. Я увидал, что заинтересовал ее, и хотел приготовить себе к следующей встрече триумф. Гурли была страшно рада, что мы подружились, и прямо побуждала нас сама быть вместе. Она выдворила нас в мою комнату, затворила за нами дверь, и мы сидели там целый день и считали.

Сама она, этот старый ящик, была совершено счастлива, видя меня наконец побежденным, и через три часа мы были уже друзьями. За ужином жена нашла, что такие друзья должны говорить друг другу «ты». Я ради такого большого события достал мой прекрасный старый черри и затем поцеловал Оттилию прямо в губы.

Да простит мне Бог мой грех! Гурли имела уже несколько испуганный вид, но не сердилась. Она была вся радость и счастье!

Но черри был крепкий, а Оттилия оказалась слабой.

Я помог ей надеть манто и проводил ее домой. На Степпхольмском мосту пожал ей руку, объяснил ей всю небесную карту. Она была в восхищении. Она так любила звезды, но никогда не знала их названий!

Она прямо ликовала, и мы расстались лучшими друзьями, словно уже давным-давно знали друг друга.

На следующий день — еще больше математики. Мы за ней просидели до ужина. Гурли приходила и уходила, кивала нам головой, а вечером я опять провожал Оттилию домой. На набережной я встретил капитана Берна и пошел с ним в Grand-Hotel, чтобы выпить стакан пунша. Домой вернулся только в час. Гурли еще не ложилась.

«Где ты пропадал так долго, Вильгельм?» — спросила она.

Точно черт меня толкнул — я ответил:

«Мы так долго болтали, Оттилия и я, что забыли о времени, — оно летело так скоро, скажу я тебе!»

«Я, собственно, не нахожу приличным проводить ночи с молодой девушкой», — сказала она.

Я смутился и сказал, что когда имеют многое сказать друг другу, то легко забывают, что прилично и что нет.

«О чем вы говорили?» — спросила Гурли и сделала свою гримаску.

Я не сумел сразу найтись.

— Это прекрасно, мой милый, — прервала его старая дама. — Ну, дальше, дальше!

— На третий день Гурли взяла свою работу и сидела у нас до конца математических занятий. Ужин не был таким веселым, как тогда, но зато еще более астрономическим. Напоследок я помогал этому старому ящику надевать калоши, и это произвело сильное впечатление на Гурли, которая только подставила щеку, когда Оттилия потянулась к ней с поцелуем.

Нежное рукопожатие дорогой и разговор о родстве душ и родине звезд и душ.

Затем я пил опять пунш в Grand-Hotel и вернулся домой в два часа. Гурли еще не спала, я это хорошо видел, но я прямо прошел в свою спальню — я живу теперь холостяком, как ты знаешь, и Гурли стыдилась войти ко мне, чтобы спросить. На следующий день — опять астрономия. Гурли заявила, что ей бы очень хотелось быть при этом, но Оттилия сказала, что мы уже много прошли, она хотела сначала дать Гурли основные понятия. Гурли обиделась и ушла. За ужином выпили много черри. После ужина я схватил Оттилию за талию и поцеловал. Гурли побледнела. При надевании калош я ее неожиданно тихонько ущипнул… гм… гм…

— Не стесняйся, мой милый Вильм, — сказала теща, — я ведь старая женщина.

— Гм!., за икру, впрочем, вовсе не такую уж противную; правда, вовсе не дурную, гм!..

Но когда я хотел надевать пальто, я увидел, что жена стоит здесь одетая, чтобы проводить барышню: Гурли находит для меня извинение, я в прошлый вечер простудился и не должен был выходить в свежий вечер. Оттилия выглядела разъяренной и не поцеловалась с Гурли.

На следующий день я должен был показать Оттилии в школе астрономические инструменты и объяснить их употребление. Она пришла, но казалась уязвленной, заговорила о Гурли, которая была недружелюбна с ней, и она не могла понять причины этому. Когда я пришел к обеду домой, я нашел Гурли совсем переменившейся, холодной и молчаливой как рыба. Она страдала, я это видел, нужно было разрубить только узел.

«Что у тебя вышло с Оттилией? Она была такая раздосадованная», — спросил я.