— Накрывай на стол! Я тоже хочу повеселиться! У тебя я видел в горшке кабана, а на блюде артишоки.
— Отец, — прервала его вне себя Текла, — ты выпил и позволил себе вольность по отношению к служанке. Прошу тебя уйти раньше, чем вернется Клемент! Подумай, что это не мой дом, а его, и что ты права не имеешь нарушать его семейное спокойствие. Приходи завтра, и я обещаю тебе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы тебе помочь!
— Так, так, девочка моя, ты хочешь сказать мне доброе словечко. Ну, говори же, я тебя слушаю.
Видя, что нет возможности избежать неприятности, и не будучи в силах храбро перенести ее, Текла решила временно покинуть дом. Набросив на себя накидку, спустилась она со слезами на глазах по лестнице и вышла на улицу.
В голове у нее была одна лишь определенная мысль: раз ей не удалось удалить из дома посягателя на ее спокойствие, то она не хотела, по крайней мере, присутствовать при том, как он нанесет свой удар. Она все остальное забыла и без оглядки спешила по улицам, как бы убегая от неблагоприятного, злого рока, преследующего ее лично и настигающего теперь, в самый день ее рождения, теперь, когда она высвободилась из мрака нищеты, от рока, сулившего снова ввергнуть ее в прежнее жалкое положение.
Она перешла по Северному мосту, пересекла весь пригородный базар и достигла Королевского сада, ворота которого были отворены. Она вошла; там дети играли, радуясь весеннему солнцу; она села на скамейку. Прежде всего мысль ее остановилась на работе садовников, которые сажали цветы в клумбы и пересаживали их в новые цветочные горшки. Все привлекало ее внимание, и каждый малейший пустяк занимал ее, как будто она желала прогнать неприятность, ожидавшую ее. Вдруг с колокольни Святого Якова раздался похоронный звон; она, сидя на месте, стала считать удары колокола, но от каждого удара она вздрагивала, и душу ее наполняло тяжелое предчувствие.
Появилась вдруг целая толпа придворных слуг; одни принесли и расставили посреди аллеи стол и накрыли его скатертью; другие принесли блюда, тарелки, графины, стаканы. Текла с любопытством глядела на приготовления к королевскому обеду и в ту же секунду вспомнила об ожидавшем обеде дома, представила себе возвращение мужа, приход гостей, ненакрытый стол, инцидент с пьяным отцом и слышала вопросы об исчезнувшей хозяйке. Она хотела встать и идти домой, но не решалась двинуться. Мысль о том, что ей предстоит, мучила ее; боязнь скандала, который она не могла предотвратить, приковывала ее к скамейке, и, раздираемая чувством долга и малодушием, она все же осталась сидеть, обращая взоры то направо, то налево, как будто ей трудно было решить, в какую сторону глядеть.
Внезапно сторож прервал ее оцепенение, спросив грубо, по какому праву она вошла в Королевский сад. Она оправдывалась тем, что ворота были отперты, но ей немедленно было приказано выйти вон. В сопровождении сторожа направилась она, недовольная, к выходу; когда же она увидела других женщин, немногим лучше ее одетых, гуляющих беспрепятственно по аллее, нюхающих цветы, наступающих на траву, то почувствовала укол в сердце, так как она, казалось, одна подвергалась изгнанию, а увидев направленные на нее насмешливые взгляды, она почувствовала гнев, ненависть, зависть к тем, которые неизвестно почему пользовались преимуществами, которых она почему-то не имела.
Выйдя за ворота, которые за нею с шумом затворились, она пошла, не зная куда, стараясь только выбирать менее людные улицы, где бы ее не преследовали посторонние взгляды. Она таким образом спустилась к бухте, к месту впадения речки, и заметила двигающуюся к мосту Голля кучку народа. Обрадованная тем, что внимание ее может быть отвлечено посторонним предметом, она последовала за народом, остановившимся в начале моста, оцепленного стражниками. Протиснувшись сквозь толпу, она увидела на мосту посреди стражников группу, состоящую из священников и судей, которые, казалось, совещались. Она скоро заметила, что всеобщее внимание было обращено на одетую в белое женщину, со связанными за спиною руками, которую за веревку держал палач, а два плотника тем временем поднимали перед ней перила моста.
— Текла, видишь ли ты колдунью с того места, где ты стоишь? Если да, то пусти меня к себе, — сказал за ее спиной женской голос.
Обернувшись, Текла узнала Эббу, дочь графа, с которой они некогда подружились, готовясь вместе к конфирмации. Польщенная тем, что Эбба узнала ее, и обрадованная, что она обратилась к ней с просьбой, Текла вдруг страшно захотела сыграть роль покровительницы, и когда перед ней прошел случайно один из стражников, она слегка потянула его за мундир, поздоровалась с ним и попросила его поставить их с подругой в середину кольца стражников. Это было немедленно исполнено, так как стражник ее помнил со времен посещений отца в казарме.
Совещание, видимо, окончилось, и судья прочел какую-то бумагу.