Том 1. Лирические произведения

Начинался снегопад,
       будто небо в набат
стало бить — стало быть,
       начался снегопад.

Опускаться, как занавес

       белого сна,
кисеей без конца
       начала белизна,

и последний, единственный

       градус тепла
превратился в оконную
       пальму стекла…

Вот и боль заморозилась,

       полдень настал,
сердце в гранях застыло,
       как горный хрусталь,

и не чувствует больше!

       Морозный, дневной,
стал зеркален и бел
       этот мир ледяной.

О, холодное солнце

       февральских небес,
ты теперь — лишь глаза
       ослепляющий блеск;

ты бессильно царишь,

       золотишь купола,
а на иней в окне
       не хватает тепла.

Солнце молча стоит

       далеко от земли,
а теперь и метели
       весь мир замели.

АПРЕЛЬ

Наконец-то апрель,
       наконец-то капель,
Наконец-то запел
       хор весенних капелл;

наконец-то поплыл

       по реке никуда
беспредметный рисунок
       разбитого льда.

Громоздясь под железной

       оградой моста,
он исчезнет, растает,
       сотрется с листа,

растворится бесследно

       в теченье Оки,
станет слитной водою
       спокойной реки.

Так и ты, моя боль,

       грудой битого льда
оплываешь, уходишь
       в свое никуда,

в половодье сливаешься,

       в солнечный мир,
где плоты осмоленные
       тянет буксир;

где размыто последнее

       зеркальце льда,
где до нижней отметки
       спадает вода…

МИР

Мой родной, мой земной,
       мой кружащийся шар!
Солнце в жарких руках,
       наклонясь, как гончар,

вертит влажную глину,

       с любовью лепя,
округляя, лаская,
       рождая тебя.

Керамической печью

       космических бурь
обжигает бока
       и наводит глазурь,

наливает в тебя

       голубые моря,
и где надо — закат,
       и где надо — заря.

И когда ты отделан

       и весь обожжен,
солнце чудо свое
       обмывает дождем

и отходит за воздух

       и за облака
посмотреть на творение
       издалека.

Ни отнять, ни прибавить —

       такая краса!
До чего ж этот шар
       гончару удался!

Он, руками лучей

       сквозь туманы светя,
дарит нам свое чудо:
       бери, мол, дитя!

Дорожи, не разбей:

       на гончарном кругу
я удачи такой
       повторить не смогу!

СНОВА

Снова с древа познания
       зла и добра
нами сорвано яблоко —
       тайна ядра.

Снова огненный меч

       у захлопнутых врат,
смерч и взвившийся столп,
       серный ливень и град.

Снова надпись гласит:

       «Возвращения нет…»
Рай за раем теряли
       мы тысячи лет

и теряем, теряем

       попавший под вихрь
этот мир, и себя,
       и любимых своих.

Но и маленький глобус,

       как плод, разломив,
мы не в силах поверить,
       что кончится миф

o не знающем смерти,

       о вечной земле
с синим небом и хлебом
       на белом столе.

Было ж солнце как солнце,

       луна как луна!
Ни плутонии, ни стронции
       не трогали сна

новорожденных в яслях,

       влюбленных в траве,
островов на реке,
       облаков в синеве…

Разве мы не способны

       всему вопреки
вырвать огненный меч
       из грозящей руки?

Разве я и на боль

       и на смерть не готов,
чтобы вырастить сад
       из запретных плодов?

ТЕНЬ