Мы видим, что рука актера превратилась в гипсовую руку автора. Рот на ладони приоткрыт и из него течет вода. Рот окружен, как будто помертвевшей плотью, ярким световым кружком.
В углу комнаты, справа у окна, поэт стоит, прислонившись к стене и с отвращением разглядывает руку. Такое выражение лица бывает у человека, который обнаружил у себя проказу. Он трясет рукой, пытаясь стряхнуть это чудище. Но рот не исчезает. Он говорит. И говорит он: «Воздуха!» Поэт подносит ладонь к уху. Рот шепчет: «Воздуха!» Мы видим гипсовый затылок и гипсовую руку там где были затылок и рука актера. Рука. На ней рот, нарисованный черным. Губы приоткрываются, и снова раздается: «Воздуха!»
Поэт (общий план) направляется к окну. Он разбивает стекло каблуком. Просовывает руку через разбитое окно и дает рту подышать. Отдергивает руку. Смотрит на ладонь. Мрачно смотрит влево. Устремляется к двери и свободной рукой закрывает ее на ключ.
Возвращается к окну, закрывает глаза, подносит ладонь ко рту и прижимается губами к губам.
Кружится на месте, будто слегка пьяный, с ладонью, прижатой к лицу, и падает в кресло, стоящее у круглого стола, покрытого грязным ковром. Старые газеты. Керосиновая лампа. Зеленый
[51] абажур.
Крупным планом ладонь поэта. Она дрожит и опускается к шее. Следим за рукой. Ладонь ласкает плечо, опускается к левой груди. Мы идем по мокрому следу, который она оставляет. Ладонь опускается и выходит из кадра.
Из-за спинки кресла переходим к крупному плану опрокинутого лица. Волосы свисают. На веках нарисованы широко открытые глаза.
Наплывом — маска, с одной стороны белая, с другой черная — она механически вращается на стержне.
Голос автора
. Наутро…
Аппарат, сверху вниз, весьма издалека и в утреннем освещении показывает стол, за которым уснул поэт. Его голова профилем лежит на руке. Ладонь открыта. Звуки: ласточки, гудящий поезд. Петухи.
Текст
(почерком автора). Сюрпризы съемок, или как я попал в ловушку собственного фильма. (Подпись автора.)