Том 1. Стихотворения

В Петербурге Баратынский в компании веселых прожигателей жизни вроде Льва Пушкина и Соболевского. С Львом он даже жил вместе в один из приездов. Вяземский вспоминает об этом: «Когда-то Баратынский и Лев Пушкин жили в Петербурге на одной квартире. Молодости было много, а денег мало. Они везде задолжали, в гостиницах, лавочках, в булочной: нигде ничего в долг им более не отпускали. Один только лавочник, торговавший вареньями, доверчиво отпускал им свой товар, да где-то промыслили они три-четыре бутылки малаги. На этом сладком пропитании продовольствовали они себя несколько дней».[69] Повидимому, совместно с Львом Пушкиным Баратынский стяжал себе славу кутилы и волокиты. Недаром Л. Пушкин, в 1826 г. с огорчением писавший Соболевскому о женитьбе Баратынского, восклицал: «Он ни минуты, никогда не жил без любви, и, отлюбивши женщину, она ему становилась противна. Я все это говорю в доказательство непостоянного характера Баратынского».[70] Языков считал невозможными дружеские отношения Воейковой с такими молодыми людьми, как Лев Пушкин и Баратынский.[71]

Большую часть петербургского времени Баратынский проводил с Дельвигом, у него он и останавливался почти всегда. Вместе посещали они дружеские пирушки и проводили «шумные ночи» «с Амуром и Вакхом»:

Ты в Петербурге, ты со мной,
В объятьях друга и поэта!
Опять прошедшего мы лета,
О трубадур веселый мой,
Забавы, игры воскресили,
Опять нас ветвями покрыли
Густые рощи островов –

писал Дельвиг по поводу приезда Баратынского летом 1821 г.

В первый же приезд[72] из Финляндии Баратынский застал кружок «друзей-поэтов» поредевшим. Не было Пушкина, – он был сослан на юг за вольнодумные стихи. Баратынский живо интересуется его судьбой. Так, Липранди, приехавший из Кишинева в Петербург, рассказывал: «Оба Пушкина[73] еще с каким-то господином были у меня и обещали на следующий день в 10 часов утра опять посетить меня»; «бывший с ними третий, как мне сказали, был Баратынский». Отец Пушкина давал обед в честь приехавшего Липранди. «К обеду были приглашены Баратынский, Дельвиг, барон Розен и еще пять человек; но те менее помянутых интересовались знать об Александре Сергеевиче». «На другой и на третий день названные мною лица посетили меня и передали письма к Пушкину».[74]

Со времени своего пребывания в Петербурге в 1818–1820 гг. у Баратынского установилась связь с литературными обществами. 19 января 1820 г. он был предложен в члены Вольного общества любителей российской словесности – Гречем, Дельвигом и Лобойко, при этом были прочитаны послания «К Дельвигу» («Напрасно мы, Дельвиг, мечтаем найти») и «К – ву». Баратынский на заседании не присутствовал. На следующем заседании «подпрапорщик Нейшлотского пехотного полка Евгений Абрамович Баратынский 1820 г. Генваря 26» был принят в «члены-корреспонденты».[75] 19 апреля 1820 г. Баратынский присутствовал на собрании общества и читал «Финляндию» и «Мадригал». 20 февраля 1821 г. Гнедич читал «Пиры» Баратынского, автор, очевидно, уже уехал. 28 марта 1821 г. Баратынский был переименован в действительные члены. Во все свои приезды в Петербург Баратынский старался не пропускать заседаний, а в отсутствии его в протоколах отмечалось: «Не присутствовал по известным причинам». Большинство своих произведений он представлял в общество, где по принятому правилу стихотворение читалось кем-нибудь из членов, а затем обсуждалось с голосованием за и против. Наиболее оживленный и серьезный характер приняли эти заседания после весны 1820 г.

Еще в конце 1819 г. на место гр. Салтыкова был избран Ф. Глинка. Член коренной думы «Союза благоденствия», полковник Ф. И. Глинка был как бы политическим руководителем литературы в Петербурге. Как член Тайного общества (правого его крыла), он в начале 1820-х гг. был весьма активен. В бумагах его сохранилась с того времени «памятка» – программа его агитационной деятельности: «Порицать: 1) Аракчеева и Долгорукова, 2) военные поселения, 3) рабство и палки, 4) леность вельмож, 5) слепую доверенность к правителям канцелярий (Геттун и Анненский)» и т. д.

В Вольном обществе любителей российской словесности вокруг председателя Глинки собралась довольно сплоченная компания молодых литераторов (Дельвиг, Крылов, Кюхельбекер и др.). Направление «Соревнователя» выравнивалось в сторону либерализма и литературного новаторства. Вокруг помощника председателя В. Каразина и гр. Хвостова группировалась правая группа писателей: А. Измайлов, В. Панаев, Б. Федоров, М. Загоскин, Е. Люценко, кн. Н. Цертелев и др. Впоследствии Бестужев[76] называл эту группу партией «положительного безвкусия»: «у ней голова князь Цертелев, а хвост (тела нет) Борис Федоров и еще два или три поползня».