Читаем Том 1. Стихотворения 1939–1961 полностью

Физиков — меньшинство человечества.Химиков — больше, но не намного.Все остальное — мятется, мечется,Ищет правильную дорогу.Физики знают то, что знают,Химики знают чуть поболе.Все остальные — воют, стенают,Плачут от нестерпимой боли.Как же им быть? Куда деваться?Куда подаваться? Кому сдаваться?Будущее — плюсы, минусы,Цифры, косинусы, синусы.Куда же, так сказать, кинуться?В какую сторону двинуться?А физики презрительно озирают неудачи,Свысока глядят на людской неуют,Но выполняют любые задачи,Какие им ни дают.<p>«На том стоим!..»</p>На том стоим!А вот на чем стоим?Какие тайны мы в себе таим?Когда гляжу я на поток труда,Мне хочется спросить его: «Куда?»,«Зачем?» — интересуюсь, — «Для чего?»Но мне не отвечают ничего.Давным-давно и раньше, чем давно,Все это, как часы, заведено,И, видимо, для собственной красыТоропятся без отдыха часы.<p>«Есть ли люди на других планетах?..»</p>Есть ли люди на других планетах?Для докладов во парткабинетахКто найти бы тему лучше смог?Разве лектор с темой «Есть ли бог?».Эта тема главная, сквозная:Как живется людям на Луне, —И докладываем, мало зная,Как им, людям, в нашей стороне.Как им можется, живется рядом,На работе и в кругу семьи?Смотрим на Луну туманным взглядом,Сочиняя тезисы свои.<p>ТАКАЯ ЭПОХА</p>В наше время, в такую эпоху!А — в какую? Не то чтобы плохоИ — не шибко живет человек.Сколько было — земли и небаПод ногами, над головой.Сколько было — черного хлебаИ мечты, как всегда, голубой.Не такая она такая,А такая она, как была.И, груженую тачку толкая,Мы не скоро дойдем до угла.Надо ждать двадцать первого векаИли даже дальнейших веков,Чтоб счастливому человекуПосмотреть в глаза без очков.<p>ПЕРВЫЙ ВЕК</p>Первый век нашей эры. НедооценкаИз поэтов — Овидия. Из пророков — Христа.Но какая при том глубина, высота.Он мне кажется синим от неба и солнца,Первый век. Век прокладки широких дорог.(Кое-что мир до нашего века сберег.)Все другие — второй, и четвертый, и пятый —Затерялись в библиотечной пыли.Первый век, словно статую, в прахе нашли.Не развалины — выше берите — руины!Все другие — навалом засыплю в суму.А без первого века — нельзя никому.Первый век. Все сначала. Первый век.                                                    Все впервые,О, какие воспоминанья живыеО тебе, первый век.<p>«Двадцатые годы, когда все были…»</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Слуцкий, Борис. Собрание сочинений в 3 томах

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
Стихотворения и поэмы
Стихотворения и поэмы

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

Дмитрий Борисович Кедрин

Поэзия / Проза / Современная проза