20. Стрела попала ему в бок. Козел стал брыкаться, лягаться, кричать, а монах обеими руками уцепился за рога.
21. Вскоре они увидели вдалеке Киев и прекрасный Софийский собор. Зазвенели святые колокола, засверкала река Днепр.
22. Вскоре они подлетели ко входу в церковь. Святой монах Антон слез с козла.
23. «Я пойду к заутрене со всеми богомольцами, а ты пока пощипай здесь травку!»
24. Когда он прослушал службу и вышел из дверей церкви, ему навстречу радостно прискакал бедный чертенок.
25. Ему казалось таким долгим это мучительное ожидание. Так тяжко и так страшно было ему слушать эту литию.
26. Он даже не мог щипать траву и спокойно стоять. Святая трава обжигала ему дрожащие лапы.
27. Но вот святой вновь взобрался на его спину, и оба помчались по воздуху свистящим ураганом.
28. И вновь над лесами, городами, лугами и болотами они бурей понеслись к Новгороду.
29. Они слышали крики орлов, вой волков, и когда они подлетели к монастырю, как раз пробило двенадцать.
30. Снова святой Антон слезает с козла. А козел ему говорит: «Ну, святой, что ты мне дашь в награду?
81. Эта прогулка досталась мне тяжело». И он вращал глазами, красными, как горящие угли.
32. Святой говорит: «Клянусь честью, наградить тебя было бы грешно. У тебя такие прекрасные глаза, чего же тебе еще нужно?
33. Но свободу, которую я тебе обещал, можешь все же принять от меня с благодарностью!» И вот козел надулся и лопнул, как дождевой гриб, завоняв серой.
34 Святой же вступил в церковь, где уже все братья были в сборе, и спокойно стал молиться вместе с ними как ни в чем не бывало.
35. В том, что все происходило именно так, как я вам об этом поведал, вы можете убедиться, прочитав об этом в монастыре святого Антона.
Комментарии
«Колокольчики мои…»*
В первоначальной редакции поэт только грустит «обо всем, что отцвело» — и о Новгороде, и о «казацкой воле», и о московских царях и боярах; впоследствии мотив тоски о прошлом родной страны был отодвинут на второй план. В центре окончательной редакции — мысль о России, призванной объединить все славянские народы. Толстой считал «Колокольчики мои…» одной из своих «самых удачных вещей» (письмо к жене от 27 октября 1856 г.).
«Ты знаешь край, где все обильем дышит…»*
В стихотворении использована композиционная схема «Миньоны» Гете.
Цыганские песни*
В «Цыганских песнях» имеются отзвуки стихотворения Лермонтова «Есть речи — значенье…».
«Ты помнишь ли, Мария…»*
Обращено к двоюродной сестре поэта М. В. Волковой, урожд. княжне Львовой (1833–1907).
«Ой стоги, стоги…»*
Как и «Колокольчики мои…», стихотворение проникнуто мыслью об объединении славянства при помощи и под руководством России. «Стоги» — славянские народы, «орел» — Россия.
«По гребле неровной и тряской…»*
Пустой дом*
В «Пустом доме» отразились впечатления от какого-то родового дома Разумовских. Упоминание имени В. Растрелли свидетельствует о том, что здесь имелся в виду не батуринский дворец, о котором идет речь в стихотворении «Ты знаешь край…».
«Пусто в покое моем. Один я сижу у камина…». — Посылая стихотворение С. А. Миллер, Толстой писал: «Это только затем, чтобы напомнить Вам греческий стиль, к которому Вы питаете привязанность».
«Пусто в покое моем. Один я сижу у камина…»*
Стихотворение обращено к С. А. Миллер, будущей жене поэта. Толстой познакомился с нею в декабре 1850 или в январе 1851 г. на маскараде в Петербурге.
«Средь шумного бала, случайно…»*
связано со стихотворением Лермонтова «Из-под таинственной холодной полумаски…». Строка «В тревоге мирской суеты» внушена строкой Пушкина «В тревоге шумной суеты» (стихотворение «Я помню чудное мгновенье…»). «Средь шумного бала…» нравилось Л. Н. Толстому, хотя он и отдавал предпочтение стихотворению Лермонтова.
«С ружьем за плечами, один, при луне…»*
Написано под впечатлением знакомства с С. А. Миллер; ср. строку «Случайно сошлись вы в мирской суете» с началом «Средь шумного бала…».
«Меня, во мраке и в пыли…»*