Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
Автограф — ГЛМ; как сообщила С. А. Толстая-Есенина, он принадлежал М. П. Мурашеву и на этом основании был отнесен ею к 1916 году. Автограф последней строфы с подписью автора — в дневнике Б. А. Лазаревского (ИРЛИ), в составе записи от 21 октября 1915 г. По свидетельству И. В. Евдокимова, имелся еще один автограф, принадлежавший И. В. Репину (см. Собр. ст., 4, 327), был ли он датирован — не указано; местонахождение автографа в настоящее время неизвестно.
Датируется по помете в наб. экз. 1914 г.
Стихотворение часто читалось Есениным публично. Читал он его, в частности, 21 октября 1915 г., выступая вместе с Н. А. Клюевым в редакции Еж. ж. Дневниковую запись Б. А. Лазаревского об этом см.: Азадовский К. «Николай Клюев», Л., 1990, с. 164–165.
Начиная с первых отзывов, стихотворение нередко приводилось в критике как пример патриотических чувств автора, любви к родному краю. Выделив из ряда других стихов, С. Я. Парнок отмечала его «несомненную поэтическую ценность» (журн. «Северные записки», Пг., 1916, № 6, июнь, с. 219). В. Л. Львов-Рогачевский, И. Г. Эренбург, П. С. Коган, Е. Ф. Никитина и др., отталкиваясь от этого стихотворения, говорили по преимуществу о крестьянской природе таланта Есенина, о его стремлении воспеть «смиренную Русь». Приведя последнюю строфу стихотворения, А. В. Бахрах писал: «В этом равнодушии ко всему, в этом философском безразличии таится его настоящее “я”. Начало его поэтической деятельности — это некое послушничество. “Пойду в скуфье смиренным иноком”, — поет он в “Радунице”. Тишь... Кротость... Непритязательность... Примитивная религиозность... Вот основные ноты его первых вещей. Его любимые пейзажи — тихий вечер, сумерки; любимые краски — нежные, закатные...» (газ. «Дни», Берлин, 1922, 24 декабря, № 48). Те же черты, но отрицательно их оценивая, выделяли критики пролеткультовского толка. Они использовали стихотворение как один из излюбленных объектов для нападок. Г. Г. Адонц, цитируя его, писал: «...чисто молитвенная лирика идет рука об руку с Есениным и тогда, когда он вдохновляется картинами природы. Здесь явно преобладание чего-то церковного, монастырского...» (журн. «Жизнь искусства», Л., 1925, № 34, 25 августа, с. 11). Обе эти статьи вклеены в тетрадь, где поэт собирал материалы о своем творчестве (ГЛМ).
Однако уже в то время некоторые критики не сводили стихотворение к этим моментам и выделяли его из раннего творчества поэта. А. И. Ромм писал, например, о «Радунице», что «уже в этой детской книжке внимательный слух отыщет задатки будущего, простого и сильного голоса» и цитировал данное стихотворение. Говоря о последующем развитии поэта, критик отмечал, что «весь есенинский имажинизм вышел из этих детских сравнений “Радуницы”», и как доказательство приводил вторую строфу стихотворения (альм. «Чет и нечет», М., 1925, с. 34–35).
«Пойду в скуфье смиренным иноком...»
Журн. «Русская мысль», М.–Пг., 1915, № 7, июль, с. 27; журн. «Северная звезда», Пг., 1916, № 1, [1 января], с. 32; Р16
; Р18; Рус. (корр. отт. Тел.); Р21; Грж.Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.). Первая редакция («Инок» в разделе «Другие редакции») печатается по журн. «Русская мысль».
Автограф — собрание М. П. Мурашева (хранится у наследников, Москва; репродукция — Хроника, 1, между с. 192 и 193), без даты, предположительно может быть отнесен к началу знакомства Есенина с М. П. Мурашевым, т. е. к марту-апрелю 1915 г. Стихотворение было передано Есениным в редакцию «Русской мысли» в марте-апреле 1915 г. Сотрудница редакции А. П. Татаринова извещала поэта: «Стихи Ваши (“Инок”, “Калики” и “Вечер”) напечатаны в июльской книжке. Известие о том, что они приняты, было давно послано Вам по петербургскому адресу, но было возвращено почтой» (Хроника, 1, 73). Оно, очевидно, входило в число тех 60 стихотворений, которые были привезены в марте 1915 г. Есениным в Петроград и о которых он 24 апреля 1915 г. сообщал Н. А. Клюеву.