В первых критических откликах стихотворение почти не отмечалось. Критики стали обращаться к нему позже, но усматривали в нем по преимуществу доказательство приверженности поэта «идиллической стороне» деревенской жизни, его неспособности «уйти от пленительных чар этого мира» (П. С. Коган, А. К. Воронский). Выделила стихотворение Н. И. Петровская: «Есенин — певец русской природы в ее прекрасной статике, в ее гармонически напевном покое. Когда он говорит о природе, язык его обретает совсем особую, символическую, почти религиозную точность». Затем, процитировав первые две строфы этого стихотворения и первую строфу «За темной прядью перелесиц...», она продолжала: «Природа для него вся высветлена, ее “голубой покой” отражается на всем, что любит и хочет любить душа. Но исчезнуть, раствориться в ее пантеистической безличности поэт, как Есенин, с обостренными личными началами, не может. Он из природы лишь исходит, он только ее благодарный, нежный сын» (Нак., 1922, 19 ноября, № 190, Лит. прил. № 27). Даже И. Соболев, отрицательно относившийся к Есенину и заявлявший, например, что «Пугачев» — это «многословие поверившего в свою гениальность графомана», вынужден был признать, что «его давняя лирика просто хороша», и в доказательство приводил именно это стихотворение (альм. «Возрождение», т. II, М., 1923, с. 367–368).
«Топи да болота...»
Р16
; Р18; Рус. (корр. отт. Тел.); Р21; И22; Грж.; ОРиР; Б. сит.Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.) с исправлением в ст. 4 по Р16
, Р18, Рус., Р21 («Вззвенивает» вместо «Взвенивает»).Автограф неизвестен. Датируется по помете в наб. экз. 1914 г.
Правя стихи из первой «Радуницы», Есенин, в частности, удалял диалектизмы. Но в этом стихотворении он сохранил «Слухают ракиты», хотя именно против этой строки ополчился Н. О. Лернер (см. примеч. к стихотворению «Гой ты, Русь, моя родная...»).
«За темной прядью перелесиц...»
Журн. «Северные записки», Пг., 1916, № 9, сентябрь, с. 52; Зн. бор., 1918, 12 мая, № 44; Г18
; Г20; Рус. (корр. отт. Тел.); И22; Грж.; Ст. ск.; ОРиР; Б. сит.Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
Беловой автограф — РГАЛИ, без даты, выполнен по старой орфографии. Второй беловой автограф — РГАЛИ, в составе авторского рукописного сборника (титульный лист: «Сергей Есенин. Стихи. 1918. Москва. Пассаж на Тверской ул., № 13»), в который вошли переписанные также по старой орфографии четыре стихотворения: «За темной прядью перелесиц...», «Я снова здесь, в семье родной...», «В том краю, где желтая крапива...» и «Запели тесаные дроги...». Третий автограф — РГАЛИ, в альбоме М. М. Марьяновой, с авторской датой «16. 31 июль», которая фиксирует, вероятнее всего, время записи в альбом.
На одном из этапов переработки Тел. автор предполагал отнести стихотворение к 1916 г. (см. выше). В наб. экз. датировано 1915 г. В наст. изд. с учетом даты в Тел. и времени записи в альбом М. М. Марьяновой датируется 1916 г.
Стихотворение выделялось критикой. Одним из первых обратил на него внимание Д. Н. Семеновский, который отметил «тонкую наблюдательность» автора и в доказательство привел вторую строфу стихотворения (газ. «Рабочий край», Иваново-Вознесенск, 1918, 20 июля, № 110). К. В. Мочульский видел в стихотворении пример использования Есениным метафор: «Излюбленный — и быть может единственный — прием, которым оперирует Есенин — метафора. Он как специализировался на нем. У него огромное словесное воображение, он любит эффекты, неожиданные сопоставления и трюки. Здесь он — неисчерпаем, часто остроумен, всегда дерзок. Мифология первобытного народа должна отражать его быт, об этой “апперцепции” говорится и в учебниках психологии и в учебниках эстетики. Скотовод воспринимает мироздание сквозь свое стадо. У Есенина это проведено систематически». Приведя многочисленные примеры из этого («ягненочек кудрявый месяц») и других стихотворений («Голубень», «Не напрасно дули ветры...», «Тучи с ожерёба...», «Хулиган», «Осень» и др.), критик заключал: «Острота этого, я сказал бы, зоологического претворения мира, притупляется очень скоро. Удивляешься изобретательности, но когда узнаешь, что и ветер тоже “рыжий”, только не жеребенок, а осленок, это уже перестает радовать» (газ. «Звено», Париж, 1923, 3 сентября, № 31).
Яркий пример цветописи увидел в стихотворении Р. Б. Гуль:
«Второй дар крестьянского поэта —