Том 1: Цепь: Цикл новелл: Звено первое: Жгучая тайна; Звено второе: Амок; Звено третье: Смятение чувств

щины наготове отговорки. Отдается первому встречному, ни о чем не думая. Авось Бог поможет. И это — воспитательница, берется воспитывать девочек! Это наглость! Надеюсь, вы не рассчитываете, что в таком положении я вас буду держать у себя в доме?

Дети подслушивают у двери. Их охватывает дрожь. Они не все понимают, но их приводит в ужас гневный голос матери и — в ответ — тихие, безудержные рыдания фрейлейн. Слезы наполняют их глаза; но раздражение матери, кажется, все увеличивается.

— Это единственное, что вы умеете, — проливать теперь слезы. Меня это не трогает. К таким людям у меня нет сострадания. Что с вами будет, меня совершенно не касается. Вы знаете, к кому вам нужно обратиться, я вас даже не спрашиваю об этом. Я знаю только одно: того, кто так низко пренебрег своим долгом, я ни одного дня не потерплю в своем доме.

В ответ — одни рыдания, отчаянные, дикие, звериные рыдания, от которых девочек за дверью трясет лихорадка. Никогда они не слышали таких рыданий. И смутно они чувствуют: кто так плачет, не может быть виноватым. Мать умолкла и ждет. Вдруг она опять заговорила резко:

— Вот это я хотела вам сказать. Уложите сегодня свои вещи и завтра утром приходите за жалованьем. Прощайте.

Дети отскакивают от дверей и спасаются бегством в свою комнату. Что это было? Будто молния упала перед ними. Они стоят, бледные, трепещущие. В первый раз они как будто коснулись действительности. И в первый раз они осмеливаются испытывать возмущение против своих родителей.

— Это было низко со стороны мамы так говорить с ней, — бросает старшая, закусив губы.

Младшую пугает смелость этих слов.

— Но мы ведь не знаем, что она сделала, — лепечет она жалобно.

— Наверное, ничего дурного. Фрейлейн не сделает ничего дурного. Мама ее не знает!

— А как она плакала! Мне стало страшно.

— Да, это было ужасно. Но как мама на нее кричала. Это было подло, говорю тебе, подло!

Она топает ногой. Слезы застилают ей глаза. Входит фрейлейн. Она выглядит очень усталой.

— Дети, я занята сегодня после обеда. Вы останетесь одни, на вас можно положиться, не правда ли? Вечером я к вам приду.

Она уходит, не замечая волнения, овладевшего детьми.

— Ты видела, у нее заплаканные глаза. Я не понимаю, как мама могла с ней так обращаться.

— Бедная фрейлейн!

Опять прозвучали эти слова, полные сострадания и слез. Растерянно стоят они. Входит мать и спрашивает, не хотят ли они покататься с ней. Дети уклоняются. Они боятся матери. И они возмущены, что им ничего не говорят об уходе фрейлейн. Они предпочитают остаться одни. Как ласточки в тесной клетке, они перебегают с места на место, задыхаясь в этой атмосфере лжи и замалчивания. Они размышляют, не пойти ли им к фрейлейн — спросить ее, поговорить с нею обо всем, сказать ей, что она должна остаться и что мама не права, — но они боятся обидеть ее. И потом им стыдно: все, что они знают, они ведь подслушали и выследили. Они должны претворяться глупыми, такими же глупыми, какими были две-три недели тому назад. Они остаются одни все нескончаемо долгое послеобеденное время, в раздумье и слезах, а в ушах все звучат эти ужасные голоса — злой, бессердечный гнев матери и отчаянные рыдания фрейлейн.

Вечером фрейлейн мельком заглядывает к ним и говорит им «спокойной ночи». Дети дрожат, видя, что она уходит, хочется что-то еще сказать ей. Но вот, подойдя уже к двери, она вдруг оборачивается еще раз, как будто остановленная этим немым желанием. Что-то блестит в ее глазах, влажных и печальных. Она обнимает детей, которые начинают неудержимо рыдать, целует их еще раз и быстро уходит.

Дети в слезах. Они чувствуют, что это было прощание.

— Мы ее больше не увидим! — говорит одна.

— Я уверена, когда мы завтра придем из школы, ее уже не будет.

— Может быть, мы когда-нибудь навестим ее. Тогда она, наверное, покажет нам своего ребенка.

— Да, она так добра.

— Бедная фрейлейн! — Эти слова прозвучали, как вздох о их собственной судьбе.

— Ты можешь представить себе, как все будет без нее?

— Я никогда не полюблю другую фрейлейн.

— Я тоже.

— Ни одна не будет так добра к нам. И потом…

Она не решается сказать. Но неосознанное женское чувство внушает им уважение к ней, с тех пор как они знают, что у нее есть ребенок. Обе беспрестанно думают об этом и теперь уже не с прежним детским любопытством, но глубоко растроганные и полные сочувствия.

— Послушай, — говорит одна из них, — послушай…

— Что?

— Знаешь, мне бы хотелось сделать удовольствие фрейлейн. Пусть она знает, что мы ее любим и что мы не такие, как мама. Хочешь?

— Как ты можешь спрашивать!

— Я вспомнила, она очень любит белые розы, и мы могли бы завтра утром, перед школой, купить несколько роз и поставить ей в комнату.

— Когда же?

— К обеду.

— Ее, наверное, уже не будет. Знаешь, я лучше сбегаю раненько и принесу так, чтобы никто не заметил. И мы поставим их к ней в комнату.

— Да, и встанем пораньше.

Они достают свои копилки и честно высыпают все свои деньги. Теперь они повеселели от сознания, что они смогут выразить фрейлейн свою немую, преданную любовь.