Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

«Должно быть, есть меж нами что-то общее, мы, похоже, подвержены одному и тому же неведомому влиянию, которое заставило этих религиозных фанатиков скитаться бесприютными по свету, а меня — покинуть родину; вот только мотивы у нас разные...»

Этот подспудный душевный гнет Фортунат ощутил задолго до войны, но тогда его еще можно было как-то рассеять работой или удовольствиями; долгое время он принимал его за дорожную лихорадку, за капризную пресыщенность болезненных нервов, за неизбежное следствие своего неправильного образа жизни и лишь позднее, когда кровавое знамя поднялось над Европой, — за предвестника грядущей бойни. Но почему же сейчас — ведь война уже кончилась! — напряжение продолжает нагнетаться, изо дня в день все больше перерастая в отчаянье? И это не только с ним — почти каждый, с кем он заговаривал,

рано или поздно признавался, что и его преследует гнетущее чувство безысходности.

Все они — и он тоже — утешали себя тем, что с окончанием войны мир вернется и в их души, случилось, однако, наоборот...

Да разве могли объяснить столь загадочное явление банальные теории тех скудоумных «экспертов», у которых всегда на все случаи жизни найдется под рукой какой-нибудь тривиальный ответ? Они и на сей раз, не мудрствуя лукаво, попытались списать этот темный, исподволь закравшийся в души лихорадочный ужас на отсутствие привычного довоенного комфорта, однако истину следовало искать много глубже...

Призраки, гигантские, бесформенные, свидетельствующие о себе разве что смертью, голодом и разрухой — невидимые участники тайных заседаний, алчной сворой теснящиеся вокруг крытых зеленым сукном столов, за которыми циничные честолюбивые старцы решают судьбы мира, они собрали свой страшный многомиллионный урожай и до поры до времени впали в спячку; но сейчас проснулся самый страшный из всех фантомов — уже давно тлетворный дух загнивающей «культуры» щекотал его ноздри, — и поднял из бездны личину Медузы, и рассмеялся в лицо одураченному человечеству, ибо то, что люди принимали за прогресс, ради чего мучились, страдали и приносили неисчислимые жертвы, оказалось огромным пыточным колесом, которое эти слепцы вращали в безумной надежде снискать для грядущих поколений свободу и которое они теперь, несмотря на все свои «знания», на веки вечные обречены приводить в движение.

В последнее время Хаубериссеру как будто удалось обмануть себя: следуя одной странной, но, как ему казалось, спасительной идее, посетившей его однажды, он бросил все, оставил родину и, поселившись в городе, который стечением обстоятельств за одну только ночь превратился из более или менее респектабельного центра мировой торговли в арену интернационального разгула самых диких и необузданных инстинктов, стал вести жизнь отшельника, непричастного к царившей вокруг вакханалии; до известной степени он сумел-таки осуществить свой план, и все бы ничего, если б не какая-то малость, пустяк, растревоживший старую рану, и вот прежнее отчаянье нахлынуло вновь и теперь, в общей сумятице бестолково и бессмысленно мечущихся в поисках выхода толп, захлестнуло его с удесятеренной силой.

Как будто внезапно прозрев, он ужаснулся выражению лиц кишевшей вокруг людской массы.

Смотрел и не находил в этих искаженных пороком и паническим страхом гримасах ничего общего с хранившимися в его памяти беззаботными и улыбчивыми чертами тех, кто спешил на представление удовольствия ради, чтобы от души посмеяться после тяжелого трудового дня! В обступивших его масках запечатлелись первые, еще только намечающиеся признаки необратимого злокачественного процесса духовного отторжения, который прогрессировал с устрашающей быстротой, поражая здоровые ткани мертвящими метастазами потерянного никчемного существования.

Простая естественная борьба за выживание не оставляет на лицах таких зловещих складок и морщин.

Фортунат невольно вспомнил старинные гравюры с изображениями разнузданных оргий, бушевавших в средневековых городах во время нашествия чумы, вспомнил птиц — в предчувствии землетрясения они незадолго до первых толчков взмывали в воздух и, охваченные неизъяснимым ужасом, гигантской черной стаей потерянно и сиротливо кружили в мертвой тишине над покинутой землей...