Том 1

— Святейший глава веры христианской, кому вверен апостольский престол, и вы, отцы, записанные в книге жизни, облеченные от Бога властью судить и разрешать, — смилуйтесь над теми, кто кается и просит прощения. Мы признаем, что совершили недозволенное и противоправное; но из таких далеких краев не могли мы снарядить посла к вашему святому капитулу, сами же не знаем церковных установлений.

Следовательно, что бы мы ни совершили, знайте, святые отцы, поступили мы так не из дерзости, а движимые добрыми намерениями в надежде, что совершенное нами пойдет на пользу вере христианской.

Однако если доброе наше намерение оказалось грехом, то мы готовы, святые отцы, по вашему приговору исправить зло.

Прежде чем оратор закончил речь, тот вельможа, который подарил монаху золотую пряжку, подозвал теперь этого монаха и вручил ему двенадцать ключей со словами:

— Вот ключи от двенадцати ларцов. Обычно полагается, чтобы у владельца ключа был и замок, к которому ключ подходит. Ступай и раздай первые двенадцати кардиналам, а я сделаю то же самое со вторыми.

Монах повиновался; кардиналы посоветовались друг с другом, затем с папою, и святейший отец изрек:

— Ошибок, в которых мы раскаиваемся, как бы и не было.

Потом послы были отпущены и удалились в отведенное им жилище. Когда наступила ночь, взяли их слуги упомянутые ларцы и отнесли в покои кардиналов.

На другой день (как это записано в хронике декана Пражского храма) послы снова предстали перед капитулом, и наместник Петра, открыв уста, сказал:

— Грешникам, закоснелым в богопротивных повинностях, следует назначать самое тяжкое наказание; но тем, кто сознается в своей вине и раскаивается, мы охотно оказываем снисхождение и исцеляем милосердием раны, нанесенные им врагами. Великий грех — отнимать чужое имущество, но еще больший грех — не только грабить христиан, но и брать их в плен и продавать, как скотину. То, что вы совершили в Польше, как стало нам известно по верным сведениям, особенно мерзко. О том же, что никто не имеет права без нашего разрешения переносить с места на место останки святых угодников, говорят церковные законы и запреты святых отцов. Заповеди Божии повелевают подвергнуть проклятию тех, кто отважится на нечто подобное. Но так как вы совершили это по неведению или из добрых намерений, то мы постановляем: за эту опрометчивую дерзость ваш князь и ваш епископ должны построить на подходящем месте монастырь, снабдив его всей церковной утварью и одарив многими привилегиями. Пусть поставят они во главе этого монастыря достойных особ и установят в нем обычные порядки с тем, чтобы там всегда отправляли службу Богу за живых верующих и за мертвых во веки веков! Быть может, этим вы хоть отчасти смоете вашу вину пред лицом Господа.

По этой причине выстроил впоследствии Бржетислав в Старой Болеславе великолепный храм во имя святого Вацлава.

В ту пору императором Римским был Генрих III, властитель безмерно гордый. Могущество его было безгранично, маркграфы и короли подчинялись ему, и куда бы он ни двинулся, всюду сопровождала его роскошная конница. Знатные люди любили его, так же как народ и войско, готовое по первому его приказанию выйти на бой.

И жил тогда в империи Генриха III архиепископ Бардо; его резиденция находилась в городе Майнце. Когда до слуха этого архиепископа донеслось, что чешский князь и чешский епископ носятся с мыслью установить в Праге архиепископат, когда понял он, что малого недостает, и мысль эта осуществится, — сильно разгневался архиепископ Бардо. Собравшись в путь, явился он к императору и сказал:

— Государь, кому вверена власть и защита справедливости, — неужто будешь молча смотреть на столь отвратительное дело? Разве не слышал ты, что могуществу архиепископства, славнейшего во все времена, грозит ослабление? Не слышал, что и твои кесарские права подрывает мелкий князек, в наглости своей опустошивший землю Польскую? Не донеслось до тебя, что Бржетислав вывез оттуда все сокровища? Я размышляю об этом днем и ночью и не могу допустить, чтобы ты, зная обо всем этом, не собрал бы войско!

— Архиепископ, — ответил кесарь, — знай, я все уже обдумал, знай, и меня жжет то, что совершил чешский князь, и мое сердце сжимается при мысли о его гордыне и его добыче. Кровь отливала от моих щек, гнев прогнал мой сон, и всю нынешнюю ночь я думал о войне. Сомневался сначала, но теперь участь этого князя решена, и исполнение не промедлит!

Далее император поведал, что готовит поход и нападет на Чехию с двух сторон: с севера, от границ Саксонии, и с юга, из Баварских краев.

Услышав это, архиепископ Бардо молвил:

— Государь, не в обычае архипастыря идти в бой и вести воинов, но разве тут дело идет не о моем достоинстве! И не требует ли оно, чтобы я наказал дерзость епископа, замыслившего стать вровень с архиепископом Майнцским? Доверь же мне северную армию!

Император согласился, и архиепископ Бардо вместе с маркграфом Мейссенским, — который был придан ему в помощь как хороший знаток военного дела, — стали готовить поход.