Том 1

С невиданной быстротой в полном порядке императорские полки поднялись на гору Кобыла. Но на вершине ее нашли только брошенный лагерь, угасающие костры, раскиданное оружие да сорванные ветки. И поверили они, что лазутчики сказали правду: неприятель бежал. Издавая радостные крики, осыпая чехов насмешками, двинулись воины дальше. Спустились в долину, углубились в чащу леса, спотыкаясь о камни, и, утомленные — ибо дорога вела то круто в гору, то в глубокие ущелья, — достигли теснины. Там, у подножья гор, не росло ни кустика, зато выше по склонам стояла непролазная чаща. А солдаты, то взбираясь вверх, то сбегая с горы, уже порядком выдохлись. Однако задние ряды напирали на передние, подталкивали усталых, ободряя их криками. Ибо заложено в естестве человека, что тот, кто в середине толпы, всегда ведет себя храбрее того, кто шагает впереди.

Так, продвигаясь вперед отчасти по принуждению и уже в беспорядке, шло войско все дальше и дальше. Одни опирались на копья, другие перебросили щиты за спину, третьи расстегнули ремни…

Но не будет им ни минуты роздыха, ибо наступающий час — это час Бржетислава, а теснина эта — теснина погибели. В этом урочище назначено быть сражению.

Это — место, выбранное Бржетиславом. Это — ущелье смерти. И — гора победы.

Раздался крик, и на императорские полки обрушился дождь каменных глыб. И пали многие наземь, ужас объял их, охватило смятение. Многие были убиты сразу. Кое-кто пытался спастись бегством. Были и такие, что тщились построить войско к бою, но слишком тесно было в этой западне. Задние ряды не знали, что случилось, и продолжали напирать, возникла давка, все сбились в беспорядочную толпу. И толпа эта крутилась на одном месте. В такой толчее невозможно было выхватить меч, сорвать с плеч лук и выбраться отсюда невозможно.

Тогда Бржетислав пустил стрелу из арбалета, и туча стрел полетела следом, и туча камней, и покатились со склона стволы деревьев, засвистели в воздухе копья и дротики. Все больше становилось раненых, ушибленных, поднялись жуткие вопли боли, стоны умирающих, и победные клики, и крики страха, и рык ужаса.

Говорят, воин в бою умирает без боли и, при виде поверженного врага, имея перед очами развевающийся стяг и буйную гриву коня, он еще в последнее мгновение успевает шагнуть вперед. Может быть, это правда; но если вместо спины соратника, замахнувшегося для удара, солдат видит только рот, разинутый в крике ужаса, видит трупы, зажатые живыми так, что мертвецы не могут даже упасть и кружатся вместе с обезумевшей толпой, когда ноги этой толпы ступают по телам упавших и застревают в дымящихся внутренностях — тогда ужас охватывает все войско, и нет такой силы, которая остановила бы его.

В такую минуту Бржетислав и лучники его выпустили по второй стреле, и чешские воины хлынули из своих укрытий и добили жалкие остатки императорских полков.

Но горстке солдат удалось ускользнуть. Петляя, бежали они, преследуемые конниками Бржетислава, и горячее дыхание лошадей обжигало им затылки. Напрягая последние силы, падая и поднимаясь, достигли они возвышенности, на которой, окруженный небольшой дружиной, стоял император. Наклонив голову, он прислушивался к звукам битвы и теребил в пальцах уздечку. Тут показались преследуемые воины, крича что-то срывающимися голосами.

— Сын, — молвил Генрих III, указывая на эти жалкие фигуры, — узнаешь, кто это?

Маркграф не успел ответить — какой-то всадник выскочил на полянку с криком, похожим на уханье совы, похожим на тревожный набат, и хотя невозможно было разобрать его слов, один из придворных схватил императорского коня за узду и, сильно дернув, заставил жеребца тронуться рысью.

В тот же миг у ног императора в землю вонзилась стрела и чешский боевой клич загремел по лесу.

Генрих обратился в бегство, а за ним бешеным галопом скакала его дружина, придерживая шлемы.

Рассказывают, что тогда чехи захватили даже знамя императора.

За этой кровавой пятницей последовал еще более кровавый день. Когда кончилось сраженье в теснине, Бржетислав допросил пленных о замыслах Генриха. Под пыткой один из пленных сказал:

— Государь! С тыла твоего заходит герцог Отто. На восьмой день по Вознесении Девы Марии он должен был соединиться с полками императора.

Бржетиславу ничего больше и не требовалось узнать. Он простил пленного, повернул свои полки и отыскал место, где над дорогой нависла скала. Нетрудно было запереть это ущелье, и Бржетислав приказал валить деревья и подкатить их к краю обрыва.