Том 1

Волною памяти, нахлынувшей издалека, принесло к нему некое предание, такое знакомое, но ускользающее, и в этом предании дела давних времен казались происшедшими только что.

И верно, бывают забытые деяния, обретающие живые краски в пролетающих мгновениях; и они возвращаются, подобные вечному дуновению, подобные крылу, что само становится ветром, и подобные ветру, что обретает облик крыла.

Видимо, непостижимые эти деяния соединялись в мыслях князя Бржетислава. Он был счастлив своими трудами — он ужасался своим поражениям.

Немногое осталось из всего завоеванного им, но народ, шагавший с ним по дорогам успеха и по дорогам бедствий, возвысился в походах его и поднялся до обретения желания и воли. Народ был. подобен князю. Он мужал. Он жил.

Вот слово о трудах Бржетислава.

Он рос на победах и на поражениях.

Ему так же, как и Болеславу Храброму, не дано было сотворить из собственной земли и из земли соседней единое государство; но окрепла эта невысказанная идея, усилилось и обрело форму то чувство, что вместе с другими причинами позволило в конце концов возникнуть двум нациям: нации польской и чешской нации.

КОСМАС

В капитульном доме возле пражского костела жило двадцать пять каноников. Одного из них звали Космас Он не был ни высок., ни низок, и, когда сидел, локти у него приходились как раз на уровне стола. Так что ему не нужно было особенно тянуться к миске или письменным принадлежностям.

Дело в том, что Космас обладал славным аппетитом и с не меньшей охотой копался в различных латинских свитках. Ел он что подадут, но насчет чтения был разборчив, и нравилось ему то, что отличалось какой-нибудь уж особенной прелестью. Произведений косноязычных или топчущихся на одном месте он не любил.

— Это напоминает мне, — сказал он однажды по поводу такой рукописи, — собаку, гоняющуюся за своим собственным хвостом. Честное слово, у меня нет ни малейшего желания смотреть, как она вертится, понапрасну щелкая зубами. Все известно! Всегда одно и то же, и меня тошнит, когда я вижу эти бесплодные усилия.

— Ты прав, — ответила ему супруга, которую звали Божетеха, — ты совершенно прав. Ну что это такое: развлекаться рассказами обо всяких происшествиях? Разве не довольно, что они совершились? Как могу я поверить, что Господь Бог, властелин всех происшествий, мирится с тем, чтобы какой-нибудь ледащий магистр Бруно перевирал их и пережевывал? Это дурная затея, и ты, мой друг, появившийся на свет довольно давно и ставший каноником довольно поздно, а священником — еще позже, не можешь в этом отношении следовать за магистром. Никогда в жизни не пойму, что заставляет тебя уподобляться глупому переписчику, просиживая целые дни над чепуховинами, которые либо уже были и с ними покончено, либо их вовсе не было. Тогда это попросту бесстыдная ложь.

— Иисус Христос, — ответил Космас, — научил нас прекрасным притчам и поведал ученикам Своим о бесчисленном количестве происшествий, совершившихся только на словах и в мысли. Значит, есть две правды: одна, на которую можно положить руку, как на очаг, а другая, которую не схватишь за крылышко. Эта правда напоминает мне тень летящей птички.

— Тень, тень, тень! — возразила супруга. — Хотела бы я знать, на каких лугах она клюет зерна и сколько ей этих зерен требуется.

Подобные споры между мужем и женой не влекли за собой отчуждения. Ни малейшего! Они любили друг друга и в старости, но нежность, выражающаяся на тысячи ладов, подходя к их двери, надевала маску беспрестанных разногласий, колкостей и язвительности. Отчего? Оттого, что кровь с великой силой устремлялась в них к сердцу, а от сердца к рукам, ногам и к лицу; оттого, что дыхание у них было лучше, чем у иного юноши или девушки; оттого, что они жили припеваючи, оттого, что им не приходилось думать о том, сколько уродится ржи или льна. Канониковские амбары были чрезвычайно просторны, и всего там — в достатке. Это — насчет зерна. А что до мяса, так в погребе висели вверх тормашками преотличные телята. Каждую неделю — глядь, на крюке новая туша; да шесть поросят и двенадцать кур в придачу; и меда, и пива — сколько душа ни попросит. В перечислении не следовало бы опускать вина (ведь это венец пира!) и других даров Божьих, но не довольно ли будет сказать, что яств и питий было у Святовитского капитула предостаточно и что каноник этого капитула не знал нужды?

Космас жил беззаботно, но хорошая жизнь мешала ему жить по-хорошему. Вместо того чтоб с утра до ночи славить сытыми устами своими Господа Бога, он думал о суетном. И притом был страшно упрям, так что, если б Бог не дал ему веселого, легкого нрава, пани Божетеха, конечно, не могла бы любить его.

И коль зашла уж речь о его недостатках, нужно прибавить, что он до смерти любил слушать всякие были и небылицы. Зазывал к себе в дом молодцов, у которых язык хорошо подвешен, и еще — старожилов, умеющих про старину рассказывать.

В год от Рождества Господня 1114 стали ходить к Космасу четверо.

Один — язычник звериного образа, состарившийся на полевых работах на бесплодной почве и потерявший во время чумы всех своих родных.