Том 10. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи

Не помню, сколько я простоял в столбняке с этим глупым свертком. А когда, наконец, пришел в себя, передо мною текла совершенно пустая, бессмысленная толпа, не одухотворенная ее присутствием. Протискиваясь между людьми и вызывая их гнев, я побежал в нужном направлении. Но тут преградили мне путь длинные вагоны двух позванивающих, набитых людьми трамваев, которые тронулись от ближних остановок встречными курсами. Я остановился в нерешительности. Наверное, она уехала в одном из трамваев. Насколько хватало глаз, я не видел ее нигде.

С тех пор я много раз приходил в Селезневские бани и просто в тот переулок поглазеть на толпу после рабочего дня. Ее не было никогда.

Чем старше я становлюсь, тем чаще вспоминаю и большую радугу от гор до моря над виноградниками моего детства и маленькую над головой той русой девушки, что навсегда оставила неизгладимый след в моей душе. Как будто показал мне Господь то, что никогда не будет дано, усмехнулся ласково и тихо молвил:

– Не судьба.

2013 г.

Луи

– Числа управляют миром, – из тьмы веков назидательно произнес Пифагор, и властный голос его тут же канул в бездну.

– Может быть, – задумчиво согласился с великим Пифагором Луи, – но почему числа обозначаются именно арабскими цифрами?

Пифагор ничего ему не ответил, и тогда Луи обратился ко мне:

– А что скажешь ты, Патрис? Ты ведь всю жизнь сидишь на цифрах?

– Не знаю. Никогда не задумывался об этом.

– В том-то и дело, что о многом мы никогда не задумываемся, – сказал Луи, и голос его растаял во тьме.

Запищал будильник моего мобильного телефона. Он специально пищит так противно, что любого разбудит в любой стране. На этот раз он разбудил меня в России, в отеле Мариотт, что на Тверской улице в Москве.

Мой мобильник показывал восемь часов утра по московскому времени, а за окном было еще совсем темно. Встав с постели, я подошел к высокому окну, из-за которого не проникало в номер ни единого звука, хотя внизу по улице плыл плотный поток машин с зажженными фарами, настолько плотный, что эти светящиеся в неоновой рекламной мгле машины напомнили мне рыбу, идущую на нерест бок о бок. Я давно не читаю художественную литературу, а только книги о природе, о повадках зверей, домашних животных, птиц, земноводных. Не знаю, почему так получилось, но в последние годы все складывается именно так.

Отойдя от окна, я вспомнил свой сон и опять подумал про Луи. Конечно, он редко снится мне. Но когда и не снится, то по ночам в чужой стране или дома, сидя днем у себя на работе в банке, которому триста лет, или в минуты сложных переговоров с моими партнерами где-нибудь в России или Китае, я частенько думаю о Луи. У меня десятки близких и дальних знакомых мужчин и женщин по всему миру, я, можно сказать, всегда в водовороте людей, но никогда и ни о ком из них я не думаю больше двух-трех минут, а о Луи могу размышлять часами. И когда наступает необходимость принять важное решение, я мысленно советуюсь только с Луи. Пока мы не ошиблись ни разу.

– Дорогой Луи, я – постоялец отеля Мариотт в Москве, – громко сказал я, стоя под душем.

– Все мы на этом свете постояльцы, – чуть слышно ответил мне Луи.

– Я люблю Россию, люблю русских, может быть, потому, что в молодости у меня была русская жена. Мы любили друг друга и два года прожили с ней в Москве. Никогда в жизни и ни с кем я не дурачился и не хохотал так много, как с моей русской женой. Я швейцарец. И она в шутку звала меня «швейцаром», а я ее – «матрешкой».

Тысячу раз слышал, что главное в этой жизни – уметь любить. Не спорю. Но моя «матрешка» сказала мне однажды то, чего я ни от кого не слышал, нигде не читал, да и своим умом никогда не доходил до этого. Она сказала: «Ты не умеешь быть любимым».

Наверное, поэтому мы и расстались. И только теперь, на шестом десятке, я понимаю, как она была права и как мне не хватило тонкости, такта и вкуса к жизни в той игре, которая зовется между людьми брачными узами. Очень важно уметь любить. Но еще труднее уметь быть любимым или любимой. Теперь я понимаю это как дважды два, дорогой Луи, но «удача промчалась мимо», и мне ее не догнать, не вернуть.

Я открутил воду, как говорят русские, на всю катушку и продолжал разговаривать сам с собой, но, конечно же, краем сознания не упуская из памяти моего друга Луи. Некоторые любят петь под душем, а я люблю болтать сам с собой. Приезжая в Россию или в Китай, я по пять-шесть часов в день провожу на так называемых переговорах, где стараюсь поменьше говорить и побольше молчать. Так что сейчас, под колкими струями душа я компенсирую свою нарочитую молчаливость.