Товарищами были онипо крови, а не по штатам.Под рванью шинели прикончивши дни,бурчали вдвоем животом одними дрались вдвоем под Кронштадтом.Рассвет подымался розоволик.И в дни постройки и ковкив два разных конца двоих развелигубкомовские путевки.В трущобе фабричной первый корпел,где путалась правда и кривда,где стон и тонны лежат на горбепереходного периода.Ловчей оказался второй удалец.Обмялся по форме, как тесто.Втирался, любезничал, лез и долездо кресла директора треста.Стенгазнул первый — зажим тугой!И черт его дернул водить рукой, —смахнули, как бы и нет.И первый через месяц-другойк второму вошел в кабинет.«Товарищ… сколько мы… лет и зим…Гора с горою… Здоро́во!»У второго взгляд — хоть на лыжах скользи.Сидит собакой дворовой.«Прогнали, браток… за што? — не пойму.Хоть в цирке ходи по канату».«Товарищ, это не по моемуведомству и наркомату».«Ты правде, браток, а не мне пособи,вгрызи в безобразие челюсть».Но второй в ответ недовольно сопит,карандашом ощерясь:«А-а-а! Ты за протекцией. Понял я вас!»Аж камень от гнева завянет.«Как можно, без всяких протекций явясь,просить о протекции? Занят».Величественные опускает глазав раскопку бумажного клада.«Товарищ, ни слова! Я сказал,и… прошу не входить без доклада».По камню парень, по лестнице вниз.Оплеван и уничтожен.«Положим, братцы, что он — коммунист,а я, товарищи, кто же?»В раздумьи всю ночь прошатался тенью,а издали, светла,нацелилась и шла к учреждениючистильщика солнца метла.