Том 10 (XVI век, литература «государственного устроения»)

Мнимая близость идеала к осуществлению, конкретная подробность этого идеала, выраженная во внешних и внутренних успехах, создавали нетерпение и нетерпимость, и обе они вместе в конце концов привели к деспотизму, который тем более оказывался жестоким, чем меньше его понимали подвластные люди — современники, а впоследствии историки. Грозный, полный надежд в начале своего царствования, стал затем свирепеть от бессилия, как можно скорее и полнее провести в жизнь идеал и от непонимания того — почему это ему не удается, хотя все казалось ему таким ясным и необходимо понятным. Его подданные тем более были раздражающе пассивны, чем больше они не понимали того, чего от них хотят. Единство одиночеством власти и связанным с этим одиночеством своеволием. Грозный власти, сосредоточенной в руках одного «всесильного» монарха, оборачивалось же в конце концов не столько желал осуществления идеала, — он его во второй половине царствования почти и забыл, — сколько стремился осуществить свою полную власть над подданными — всеми: холопами и боярами, крестьянами и дворянами. Он обманчиво видел причину своих неудач в недостатке повиновения. Пассивность раздражала его больше, чем любое открытое восстание. Карающий меч Грозного каждый раз увязал в тине несопротивления, не встречая препятствий, которые могли бы оправдать силу его размаха. Грозный ломал то, что было мягко; он рвал то, что было несопротивляющимся; он с силой гнул то, что на самом деле гнулось легко. И при этом он постоянно считал, что неудача происходит от недостатка примененной силы. Он убирал советников и все более начинал страдать от одиночества безграничной власти. Было от чего стать неуравновешенным и сходить с ума.

Жестокость и нетерпимость власти вызваны были не только личными и случайными свойствами Ивана Грозного, как часто думают. Эта жестокость лежала в социальном порядке вещей: эпоха подошла к воплощению полной средневековой унификации, — подошла, но не могла ее до конца осуществить. Монархическая же унификация казалась крайне необходимой после мучительных столетий политических разладов и феодальной культурной раздробленности. Оставшееся для достижения идеала малое, казалось, уже не имело реальных сил для сопротивления. Но вот в этом-то и крылась ошибка. Сопротивление монарху, всякое проявление хотя бы небольшого произвола злило, вызывало жестокое подавление и вместо идеала усиливало деспотизм, а вместе с деспотизмом — произвол, дробление еще худшее, чем раньше, отделение и бегство из центра на окраины — на Север в леса и на Юг в степи, на Восток, — что привело к освоению Сибири, на Запад — для продления в Польско-Литовском государстве той культурной работы, которая оказывалась невозможной в центре. Иван Федоров продолжает печатать книги в Остроге и Львове, Андрей Курбский — охранять и насаждать православие в Польско-Литовском государстве и полемизировать с Грозным, упрекая его за жестокость по крупным и мелким поводам.

Мелочи в конце концов стали мстить за себя и превратились в крупнейшие препятствия на пути к мифологическому идеалу всеединства, к которому стремился не один Грозный.

Д. С. Лихачев

ПОВЕСТЬ О БОЛЕЗНИ И СМЕРТИ ВАСИЛИЯ III

Подготовка текста, перевод и комментарии Н. С. Демковой

ОРИГИНАЛ

ЛЕТА 7041-ГО. СКАЗАНИЕ О ВЕЛИКОМЪ КНЯЗЕ ВАСИЛЬЕ ИВАНОВИЧЕ ВСЕА РУСИ, КАКО ЕЗДИЛ ВО СВОЮ ОТЧИНУ НА ВОЛОК НА ЛАМЪСКИЙ[1] НА ОСЕНЬ ТЕШИТИСЯ, И КАК БОЛЕЗНЬ ЕМУ ТАМО СТАЛАСЯ, И МНИШЕСКИЙ ОБРАЗ ПРИЯЛ, И СЫНА СВОЕГО ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА НА ЦАРСТВО БЛАГОСЛОВИЛЪ, И О ПРЕСТАВЛЕНИИ, И О ПОГРЕБЕНИИ ЕГО

Князь велики Василей Иванович всеа Руси начатъ мыслити ехати во свою вотчину на Волок на Ламъский на осень тешится. И прииде к великому князю весть с Поля[2] месяца августа въ 12 день, за три дни до Оспожина дни,[3] что к Рязани идуть безбожьнии татарове кримские, царь Сап-Кирей да Исламъ царевичь[4] со многими людьми. Князь же велики Василей Иванович воскоре посла по братию свою, по князя Юрья Ивановича[5] и по князя Андрея Ивановича,[6] а братия же его приехавше въскоре к нему.

Тогда же князь велики посла воевод своих с Москвы на Коломну, на Берег, на Оку:[7] князя Дмитрея Федоровича Бельского,[8] да князя Василья Васильевича Шюйского, да Михаила Семеновича Воронцова,[9] да Ивана Васильевича Ляцкого;[10] а князя Семена Федоровича Бельского,[11] да князя Ивана Федоровича Овчину-Телепнева,[12] да князя Дмитрея Федоровича Палецкого[13] наперед тое вести князь же великий послал в Мещеру.[14] И тогда князь велики за ними гонца послал, и повеле имъ возвратитися вскоре на Коломну же с людьми; а тогда бысть на Коломне наместникъ и воевода князь Иван Белской Федорович.[15]