Том 11. Преображение России

Локотков же, который, очевидно, от природы лишен был способности улыбаться, длинный, узкий и с забинтованной рукой, вдруг совершенно неожиданно для Ливенцева сделал сложную, почти мучительную попытку улыбнуться, говоря ему:

— Есть такая пословица: «Кто палку взял, тот и капрал». Я, признаться, и раньше сомневался в том, верна ли она вообще, а теперь, на вашем примере, Николай Иванович, вижу воочию, что нет правил без исключений: быть во главе батальона — это, знаете ли, вам очень к лицу!

Ливенцев сделал вид, что понял его слова буквально, и сказал на это:

— Да ведь на линии фронта, во время боя, если не взять в руки палки, а ждать, когда ее другой кто-нибудь возьмет, то, пожалуй, убьют раньше, чем этого дождешься… Кстати, какое грубое понятие — «линия» фронта!

— Чем именно грубое? — уже неприязненно спросил Локотков.

— А вы как определяете, что такое линия? — спросил вместо ответа Ливенцев.

— Линия и есть линия, — что тут определять? — явно задорно сказал Локотков и отвернулся.

— Эвклид определяет линию так: это длина без ширины, — терпеливо начал объяснять Ливенцев. — Если вы можете определить иначе и лучше, говорите, я вас слушаю… Буду слушать даже и тогда, если вы скажете: линия — это палка капрала.

— Земля есть земля, вода есть вода, линия есть линия, и на черта мне заниматься какою-то схоластикой! — почти выкрикнул Локотков.

— Может быть, вы определите линию так: это след от движения точки на плоскости, — стараясь сохранить невозмутимость, продолжал Ливенцев.

— Как хотите, — хоть так, хоть этак, — мне совершенно безразлично!

— Вот видите, — вам безразлично, а для математиков это очень существенный вопрос, — сказал Ливенцев, улыбнулся и отошел, предоставив Локоткову решать про себя эту задачу, как он хочет.

V

Перед самим же Ливенцевым тоже стояла задача, над которой он думал, вспоминая, что мог утонуть в зловонной Пляшевке, если бы не вытащил его этот волчеглазый Тептерев. На месте Тептерева, конечно, мог быть и кто-либо другой, но Тептереву удалось, а другому могло и не удаться, — как знать? Тептерев сам стоял тогда на чем-то твердом и не мог поэтому погрузиться в трясину.

Он помнил из физики формулу: удельное давление равно силе, деленной на площадь, или P: S, где P — сила, а S — площадь, — но как применить эту формулу к болотам реки Слоневки?.. Представлялись копыта лосей, способные широко раздвигаться в обе стороны и тем предохранять больших этих животных от погружения, когда им случается перебегать через лесные топи; или перепончатые пальцы болотных птиц, причем перепонки эти не только помогают им плавать, но и бегать, не проваливаясь, по болотам в поисках пищи; водяные пауки тоже отлично приспособлены для передвижений по воде, — человек же придумал лыжи, чтобы не только не проваливаться на снегу, но еще и скользить по нему, как скользят водяные пауки по водной поверхности…

Когда до 402-го полка дошла очередь обучать людей действиям в лесу, Ливенцев приказал своим нарубить хвороста несколько охапок и принести в окопы. Из хвороста потом на его глазах сплели несколько небольших плетней, таких, что их свободно могли нести два человека.

Плетни эти делали в тринадцатой роте, и Некипелов внимательно следил за тем, чтобы плели их не кое-как, а на совесть.

— Потом, когда стемнеет, можно их отнести на болото, попробовать, как они будут действовать, — сказал ему Ливенцев.

— Зачем же это, Николай Иваныч? — возразил Некипелов. — Пробовать тут нечего, — должны выдержать… Важно только, чтоб не расползлись, — ведь по ним не один человек проходить будет, — а выдержать могут… Только вот вопрос тут в чем, — и он подмигнул весело, как будто еще круче вздернув свой нос: — Сколько же таких плетней понадобится на весь полк, уж не говоря об дивизии?

— Конечно, это вопрос существенный, но если начальнику дивизии поставить на выбор, как говорится, альтернативу: или плетней наделать побольше, или опять здесь, как на Пляшевке, рота утонет, то, я думаю, он прикажет нарубить в этом лесу хвороста сколько можно…

— Разумеется, — подтвердил теперь уже без подмигивания Некипелов, — это дело такое. В Сибири у нас чем топи гатят? Все тем же хворостом, а то ведь есть места, что пяти шагов не пройдешь — засосет… Ну, у нас еще и решетки такие делают из жердей — по ним тоже пробираются.

— Решетки? — подхватил Ливенцев. — Вот видите, а вы молчали! Конечно, отчего и не решетки? Они не так удобны, как плетни, но ведь, в крайности, тоже годятся. Чего же вы молчали в таком случае и заставили меня, как Ньютона, открывать закон тяготения, который за двадцать лет до него Роберт Гук открыл!

Когда Гильчевский узнал, что в четвертом батальоне Усть-Медведицкого полка заготовляют плетни и решетки для форсирования Слоневки, он сам пришел туда с бригадным первой бригады, рыжеватым Алферовым, и подполковником Печерским.

— Каков, а? — говорил он потом, когда осмотрел плетни и на них попрыгал, чтобы определить, насколько они прочны. — Каков оказался этот прапорщик? Из молодых, да ранний!