Том 14. Звезда надзвездная

Проклятие – гроза: хорошо если тучу отведет, а ударит гром над головой, только держись, не пощадит. Проклятие отшельника низринулось на змия и палящей резкой молнией пронзило его: горный змий ослеп.

Слепому дни и ночи одно: плеть и безвыходно, подстегивает и никуда пошел. Но голод жестче и арбузной плетки: тычась, выполз голодный змий из черной норы, взгорбился и пополз.

На какой остров или на какую гору приведет его, не обманет верный глаз нутра? Змий добрался до жабьего болота– то самое, где зрячим добывал он себе корм.

* * *

Распростертый у края болота лежал он – кто в этой скрючи-падали признает гордого змия?

Хоронясь, жаба выглянула из-за кочки. Змий не пошевельнулся. Но он был живой – брюхом дышит: только не по-змеиному затуманены глаза.

– Что ты, как драная кошка? – говорит жаба.

– Окошатишься, – отвечает змий, и по его голосу жабе чутко: голодный, когда-то от вашего болота питался, да вот ослеп, и уж как манит поймать тебя, да не вижу! И он высунул блестящий налитой рогатый язык и пободал рогулькой впустую, – а так, кроме глаз, у меня все на месте и действует, и дыхание и голос: свистну, все болото всколыхнется, песня такая моя.

– Песен нам твоих не надо, – перебила жаба, – у нас у самих без тебя чудесный хор и как затрубим, все звери разбегаются и птицы прячутся.

Голодный слепой змий молча смотрел, безнадежно уставясь в муть своего безглазья.

– Но ты еще что-нибудь можешь? – И пожалела жаба слепца.

– Разве что ездовым конем попробовать? – сказал змий.

– Да мы пешие!

– Не под тебя, дура, а под твоего царя: цари пешком не ходят.

А слышала царь-жаба, и ей любопытно: царствует она над жабами, а никогда ни на ком не ездила. И приставые жабы взяли ее под лапы и подвели к змию.

Черный лежал он огромадный, сам страх: захочу, все болото сожру.

– Подложись под царя, – затараторила жаба и тихонечко подтолкнула слепого: царь хочет попробовать на тебе покататься. Слышишь?

– Чай не глухой, я только ничего не вижу. Пускай царь садится.

– А можно мне на кончик?

– А мне хоть и все вы подсаживайтесь, местов хватит.

Царь-жаба не без дрига засела на страшного коня. Змий взбоднулся и пошел.

Змий пошел – так и метет, так и стелет, и в-раз и в-россыпь, и в-скат и в-колокол и калачом.

Задымилось жабье болото. Тряслась, ворча, подболотная тинь.

Царю-жабе понравилось: дух захватывает на перекатах и сердце замирает, очень приятно.

И возвела она гордого черного змия в своего царского ездового коня: быть змию на жабьем болоте на всем готовом– безвыходно и без выползу.

* * *

Ослеп человек, и нельзя спрашивать, принимаешь или не принимаю: слепая участь-судьба. А твоя неволя. Что ты скажешь, гордое сердце.

Или яд проклятия, ослепив глаза, проникает глубже в чувства и слепит душу? А для ослепшей души свет воли гаснет.

Змий не жаловался и не тяготился своей участью. Всякий день на обед ему выдают по две жабы; работа легкая и приятная– жабьим духом не надышишься! Петь запрещают, ну, что ж, и помолчать можно, даже безопаснее, не простудишь горло. Значит, спасибо проклятому отшельнику, – слышите! – о такой безбедной доле змий и не мечтал.

Но мог ли он представить себе, что когда-нибудь такое случится. А если бы представил и ему говорят, что это неизбежно, он, гордый, не дожидаясь срока, на собственном хвосте удавился б.

Как ослепленному, отравленному проклятием до корней сердца черному змию, так и отшельнику, проклинавшему змей, было за удовольствие.

«Одного змия обезвредил, – рассуждал отшельник, – одним грехом в мире меньше, и жить на земле проще».

И кто скажет – где и в чем искать счастье на земле? Многопутье дорог и всякий путь навыворот.

6. Алтан – золотое слово *

– От книг бытей татарских –

Был в татарской орде царь Исламгирей: жесток, немилостив, жадный до серебра, но и сам никогда не солжет и ложь не терпел, прямой. А был у царя ближний вельможа Узун и у того Узуна два сына: больший – богатырь Алнаш, телепень или, просто, болван, и меньший, не в брата, не велик да удал Алтан – «золотое слово»: от всякого слова царь давал ему по триста алтын.

Алтан поехал к себе в улус, а Алнаш на лов зверя гонять. А как вернется с поля и к царю:

– Государь-царь, вольный человек, ездил я на лов и убил оленя: пуля попала в правое ухо и вон в левое ухо, да в заднюю левую ногу, в копыто.

– Как ты так говоришь, что не станется, – удивился царь, – как тебе так убить.

И царь на него закручинился: врет Алнаш! И собрал своих ближних о той лжи. И приговорили: казнить смертью – царю солгал.

Так в их татарском обычае: кого уличат ложью, тому казнь смерть.

Царь послал ближнего: велел Алнаша казнить, а за Алнашем послал пристава.

И повели Алнаша на казнь.

Встречу из улуса едет Алтан, увидел и ужаснулся: брата ведут на казнь. И за расспросы: за что?

Пристав сказал:

– Уличен ложью. – И дело ему сказал: про оленя.

– Не проливай напрасной крови, – говорит Алтан, – пока царя не увижу. А брат мой не солгал, а не умел рассказать толком.

Пристав припредержался, а Алтан к царю: