Том 15 (XVII век)

Ой, сахор мой, сахор, бел крупичетой, канарской!
Хто тебя станет кушеть — насладит свою душу.
Ой, бархот мой, бархот, черевчетой веницейской[1761]

!Хто тебя будет насити — в тебе будет красаватца.

Ой, свет мой, друк сердечной, душа моя надёжа!

Хто тебя станет любити, хто твоею будет слыти—
всегда станет веселитца, серцемъ в радости жити.

Настругалъ ты, мой сердечный друг, стружекъ

ис каленовых стрелакъ
и разклал из нихъ огникъ[1762] на моих белых грудех;
и загарелася искра к ретиву сердцу блиска.

Гарит мое серца во моем белом теле,

палитъ мою душу день и ночь непрестана,
па тебе, мая надёжа, животъ мой сакрушается,
и со слез, мой друкъ сердешной, ясны очи памутились,
са вздыханьяя, мой надежа, ретиво серце натъселась.
Али то тебе, друг, годна, что меня умарити?
И тебе, мая надёжа, ни хитро то учинити,
лише бы Богу не дати ли тебе в том ответу,
что меня умарити бе-своего привету.

А кали меня избудешь, и либо па мне патужишь,

и тагда, мой надёжа, той печалью не пасабишь.
Умились ты нада мною,
чтоб всегда была я с табою,
и тагда бы я, младенъка, непрестана веселилась,
и с табою б, мой светок, я всегда бы утешалось.
И мая бы злая кручина в веселья превратилась,
а та уже меня кручина да канца сакрушила
и меня, маладенку, с умом разлучила.
Только моего и веселья, кали я с табой увижусь,
а кали ты отъедешь...

* * *

Не ясен сокол летает,
аё, не маков красной цветъ рано расцветаетъ,
мой миленкай дружечикъ ранешенко вставает.
Не лехкой заечикъ протекаетъ,
красна девица из терема поглядываетъ,
своего мила друга посматриваетъ.
Не зелена трава зеленеетца,
душа-девица усмехаетца.
Не тиха дождь опускаетца,
не пава-птица воскликнула,
красна девица слово промолвила:
«Ой, светъ же мой, доброй молодецъ!
За што на меня, красну девку, безвинно разкручинился,
Ко мне не ходишъ, не любишъ, не жалуешъ?
Или хто тебе обнес лихим словом,
или хто огласил безделицею,
или кто меня с тобою смутил ссорою великою?
Ой, суди, Богъ, неприятеля, кто смутил с тобою нас!
Или я не любила тебя, друга милова,
про тебя что говаривала,
чем поносила тебя, мила друга?
Была я тебе, другу, ни в чем не ослушница.
Когда ты был, мой миленкой, на дальней на службе государевой,
тогда я с тоски убивалася,
и со слез мои очи помутилися,
и ретиво сердце по тебе я надорвала,
и заочно по тебе, другъ сердечной, я умирала.
Ныне я сама вижю, что на меня и ты розкручинился...»

* * *