17 ноября Чехов объяснял Лейкину в письме: «Изумляюсь, как это я не понял Вас относительно Худекова? Вы писали, что ему не нужно фельетонов, а нужны краткие сведения из суда строк в 100… Мне почему-то вообразилось, что под сведениями надлежит понимать рассказы… (Если эти сведения не фельетон — то что же?) Спасибо, что написали и наставили на путь истинный… Вы удивляетесь моей странной прыти: как это, мол, можно написать рассказ за день до суда? <…> в первой моей посылке я хотел изобразить нововведения в окружном суде, состряпанные ради Рыкова и которые я еду осматривать в понедельник… Они достойны описания, а не описывать же их в самый день суда, когда будет и так много материала!.. <…> Рыковское дело будет, как говорят, тянуться 2–3 недели… Не пришлет ли мне г. Худеков на всякий случай какого-либо вида от „Пет<ербургской> газ<еты>“, карточку, что ли…»
В письме от 24 ноября Лейкин замечал: «Худеков ждет для „Пет<ербургской> газеты“» (
В письме от 26 ноября Чехов жаловался Лейкину на трудности работы: «Засим о „Петерб<ургской> газете“. О Рыкове строчу туда ежедневно и, вероятно, на Худекова не потрафляю. Дело непривычное и, сверх ожидания, тяжелое. Сидишь целый день в суде, а потом, как угорелый, пишешь… Не привык я к такому оглашенному письму… Пишу скверно, а тут еще гг. корректоры стараются и починяют мое писанье. Пишу, например; „Палата идет!“, как и подобает, а они, милые люди, исправляют: „Суд идет!“
[138]Уж ежели они мне не верят, так нечего им было со мною и связываться… Против сокращений я ничего не имею, ибо я новичок в деле судебной хроники, изменять же смысл не уполномочивал.Я пишу: „Этот скопинский нищий подает вдруг в банк объявление о взносе им вкладов на 2516378 р. и через два-три дня получает эту сумму чистыми денежками… (помню с этого места приблизительно), но ими не пользуется, ибо объявление делает по приказу Рыкова в силу его политики…“ Последнее, со слова „но“, зачеркивается, и нищий выходит у меня богачом…?!?
Помаленьку привыкаю, и позднейшие корреспонденции выходят лучше и короче первых. Вы ничего не говорите Худекову. Жалуюсь только Вам… Да и не жалуюсь, а так только, копеечную скорбь свою изливаю… В суде в общем весело… Протянется процесс еще 2–3 недели <…> Злоба дня солидная…»
Лейкин успокаивал Чехова в письме от 28 ноября: «Вы сетуете на поправки в Ваших статьях в „Петербургской газете“. Не знаю, кто это делает. Завтра поеду в редакцию и справлюсь. Поясню, что Вы пишете осмысленно и исправлять Вас нет нужды» (
«Рыковские отчеты для „Пет<ербургской> газеты“ мною кончены…» — уведомлял Чехов Лейкина 10 декабря.
А в письме от 28 апреля 1885 г. признавался: «Из судебного отчета у меня вычеркивалось все подозрительное».
Этим судебным отчетом началось постоянное участие Чехова в «Петербургской газете», продолжавшееся до конца 1888 г.
О Рыкове Чехов писал неоднократно: «Идиллия — увы и ах!» (1882), «Тайны ста сорока четырех катастроф, или Русский Рокамболь» (т. I Сочинений, стр. 449–451 и 487–489); «Калиостро, великий чародей, в Вене» (1883, наст. том, стр. 26); «Картинки из недавнего прошлого» (1884; т. III Сочинений, стр. 128–130); «Осколки московской жизни» (наст. том, стр. 132–134).
О работе с Чеховым «в Окружном суде на деле Скопинского банка» вспоминал В. А. Гиляровский (
Высокую оценку чеховского фельетона дал впоследствии И. А. Бунин: «Отчеты его были блестящи, с художественными характеристиками. Мнения независимы, например, Плевако ему не понравился» («О Чехове». — И. А.
…