Как старый конь, когда трубу услышит,Копытом землю бьет и тяжко дышитИ, презирая отдых и покой,Тревожно ржет и снова рвется в бой,Так, вашим крикам радостным внимая,Не верю я, что сцену покидаюИ что рукоплескания сейчасЯ слышу, может быть, в последний раз.Но почему? Ужель иссякла сила,Которая так долго вам служила?Ведь юность можно рвеньем заменить,Усталость — чувством долга победить,А стариковские недомоганья —Лечить бальзамом вашего признанья.О нет! Свеча, что догорит вот-вот,Порой последней вспышкою сверкнет,Но все ж, хоть этот свет бывает ярок,Он быстро гаснет. Дотлевай, огарок!Долг, рвение, признание людейНе переспорят старости моей.Нет, нет! Могу ли я, вкусивший славы,Знать, что теперь лишь терпите меня вы,И, вспоминая, как я здесь блистал,Бесславно жить на пенсии похвал?Нет! Мне ль терпеть, чтобы юнцы смеялись:«Ужель им наши деды восхищались?»,А доброхот, усмешку затая,Мне намекал, что, мол, зажился я?Тому не быть! Мой долг велит мне, чтобыИ я прошел свой путь от сцены к гробуИ, словно Цезарь, в свой последний мигОправил тогу. Я уже старик:Всю роль исполнил я при полном зале,Но для себя хочу сыграть в финале.Итак, прощайте! Если, может быть,Меня вам доведется не забыть,Хотя, конечно, мне на смену скороПридут другие, лучшие актеры,И если вы передо мной в долгу,То неужели я забыть могу —Забыть часы тревог, надежд, волнений,Забыть, как славу я стяжал на сцене,Как создавал я здесь волшебный мир,В котором жил неистовый Шекспир,Как был нередко шквал рукоплесканийВенцом моих трудов и упований…Мгновенья эти память сохранит —А вся их радость вам принадлежит.О край талантов и прекрасных женщин!И музами и Марсом ты увенчан.Смогу ли в сердце я слова найтиЧтоб пламенно тебя превознести?Но кончился мой монолог прощальный,Свой колокол я слышу погребальный,И я одно скажу вам, господа:«Друзья мои! Прощайте навсегда!»