Том 2. Докука и балагурье

— Что ты, Василий? Где же нашей дочке за вами быть! У нас нет ничего, а вы такой богатый.

— Ну, бабушка, что толковать. Полюбилась мне ваша дочка.

Помолились Богу и по рукам.

Вот старуха из избы вышла куда-то, а он опять и к Луше, как к тем своим невестам.

— Ты, — говорит, — все равно, что моя теперь! И все, что тем.

А она и слышать не хочет.

— Как хотите, возьмете или не возьмете, а пока не повенчаемся, того не будет.

И как он ни уговаривал, никак не мог уговорить.

Вернулся Василий домой.

— Вот, тятенька, я сегодня высватал себе невесту. Нашел! Будет она и дому хозяйка и мужу верная жена.

Благословили отец и мать. И поженились Василий и Луша.

2

Живет Василий со своей Лушей в любви и согласии.

Живут и лелеют. И никогда один без другого никуда не пойдет. И никогда бы не расстались друг с другом. А пришлось.

Поехал Василий в иные земли с товаром на кораблях. Распростился с женой и поехал. И так хорошо торговал, расторговал все товары.

А давал король пир и созвал на пир купцов и своих и приезжих. Пили, гуляли. Разгулялись и ну хвастать: кто богатством, кто мастерством. Только Василий сидит, помалкивает.

— А ты что, купец, ничем не хвастаешь?

— Да чем же мне хвастать? А похвастаюсь я моей верной женой. У меня жена Луша, ничем не возьмешь!

Этакий ловкенький тут и вызвался:

— Неправда! Я докажу.

Гости слышали и слова его утвердили и подписали.

— Если ты прав, — сказал король Василию, — верна твоя жена, большая награда тебе будет, а если не выйдет по-твоему, голову долой!

А тот ловкенький прямо с пира да на корабль.

Приезжает он в город и прямо в Васильев дом. И давай склонять Лушу. И деньги ей сулит большие и проходу ей не дает, места никакого. И ничем от него не отвяжешься.

И говорит ему Луша:

— Уж я спрошу, и как скажут люди, так и сделаю.

И рассказала свекору.

— Что, батюшка, посоветуешь?

— Что же! Не заметка у мужа положена. Что же, можно.

— Нет, вы не ладно судите! — и пошла к свекрови.

Рассказала свекрови.

— Ежели склоняет, — сказала свекровь, — так не заметка у мужа кладена. Можно.

Пошла к попу. Все ему рассказала.

— Не нарушай закона, — сказал ей батюшка, — деньги, что он сулит, это все прах, а твою верность, ее ничем не выведешь и не купишь.

Вернулась домой, а тот уж ждет.

— Ну, что сказали?

Она ему свое, а он свое.

Ночь подходит, скрыться некуда. Так и пристает. И нечем от него отговориться. Терпела, терпела, невмоготу стало.

— Дожидайте ночи, я приду! — и велела ему идти в свою спальню.

Он — в спальню, а она — на кухню к Ульяше. Любила ее Ульяша, как сестру родную, служила ей верно.

Со слезами стала Луша уговаривать Ульяшу:

— Оденься в мое платье, сходи к нему!

Не хотела Ульяша идти на такое: тихая была, как монашка, глаз не подымет. А согласилась: очень любила Лушу.

И нарядила ее Луша в свое платье: все сняла с себя и на нее надела, дала свой именной перстень.

И пошла Ульяша вместо Луши.

А тот к ней, и слова не сказал, нащупал только кольцо и давай снимать. А кольцо было туго. Бился он, бился, взял с пальцем и отрезал, да в карман себе. И еще схватил платок именной, на столике лежал. И больше ничего. Скорей в отправку. И след простыл.

Вернулась Ульяша на кухню, — только палец отрезан.

— Что же это значит? — ничего не могла понять Луша, — так долго приставал и только отрезал палец!

Наутро рассказала она свекору.

— Это не иначе, — сказал старик, — как сын наш в погибели. Не надо медлить, а ехать нам к нему. Должно, поспорено там чего-нибудь.

И в тот же день собрались и поехали: свекор-старик, Луша да Ульяша беспалая.

А тот ловкенький, как приехал домой, так прямо к королю.

Собрал король купцов, пригласил Василия.

— Ну, говорил ты, что никому твоей жены не склонить, а я вот докажу! — и показывает перстень именной и платок.

Все поверили.

Василий поверил.

И приписали его к смерти: завтра на плаху.

А к ночи прибыл в ту землю — в тот самый королевский город, где торговал Василий, старик-отец и с ним Луша и Ульяша, и остановились они на ночлег у одного-то тамошнего человека.

— Что у вас, дяденька, в городе деется? — спросил старик.

— А завтрашний день русский купец приписан к смерти. Надо идти смотреть. Похвалился своей женой, что никому не склонить ее, а один ловкач вызвался и доказал: принес королю именной перстень и платок. Завтра и будут вешать купца.

— А нам, дяденька, можно сходить посмотреть?

— Как же не можно, коли по городу отданы объявки: все должны идти смотреть.

* * *

Ночь там не долго спалось. Рано утром пошли они в собрание. Оставил старик Лушу с Ульяшей в прихожей, а сам вошел в комнаты, и видит, сидит сын весь-то чернехонький, черен от горя — сейчас смерть ему.

— Что у вас за собрание? — спросил старик.

— Да вот, — говорят, — купца надо вешать. Похвастался своей женой, что никто не склонит ее, а один и склонил.

— Где тот человек? Покажите-ка мне его сюда!

Трещов! — кричат, — Трещов, выходи!

— Пожалуйста, — просит старик, — приведите и тех из прихожей.

Привели Лушу и Ульяшу. Явился Трещов.

И рассказал старик все, как было: как нарядила Луша в свое платье Ульяшу и как Трещов палец у Ульяши отрезал.