Том 2. Фантастические поэмы и сказки

Глава восьмая

— Доведу ее до плача я! —
говорит сестрица младшая.

— Плеткой спину пощекочем! —

шевелит усами отчим.

— Уж замучаю, расспрашивая! —

говорит сестрица старшая.

— Я линейкой по рукам! —

шевелит губой карга.

— Без пилюли придет, уж мы-то ее —

            так и сяк!.. —
Неодеваные, немытые,
            ждут, глядят на дверной косяк.

Все нечесаные, ходят с оглядкою.

            Утро в полный свет. —
            Что-то долго нет…

А дорога хорошая, гладкая —

            вьюги нет,
            волка нет…

Как завидел Золушку

с крыши дым,
замахал платком дымовым.

Соскользнул в дымоход

до горящего дна,
сообщил огоньку:
— Замарашка видна!

Дым, как лифт, поднялся в дымовом ходу,

а зола сквозь решетку мигнула коту.

Страдиварием-скрипкою выгнулся кот,

вымыл личико кот для приличия
и, подсев у окошка на черный ход,
заиграл большое мурлыччио.

Воробьи построились в ряд,

утки вышли, как для парада,
флюгер вертится — страшно рад,
ходит форточка — просто рада!

Под босыми шагами расквасился лед,

ходит рядом весна с Замарашкой.
Замарашка пройдет — и ромашка цветет,
василек спешит за ромашкой.

Лишь в окне у карги два чертячьих рожка —

не цветы, а раки и крабы.
Кактус тянется к Золушке из горшка
бородавчатой лапою жабы.

Распахнулись настежь двери,

кошка выгнулась дугой,
зарычали, заревели
отчим с мачехой-каргой:

— Где лекарство?

Будешь бита, —
ждет посуда,
ждет корыто.
Стол не убран,
хлеб не спечен,
холст не соткан,
дочь не сыта,
пол не чищен,
грязь не смыта, —
бита будешь,
будешь бита!..

Лают болонки,

крысы теснятся…
Золушка стала
шагов за семнадцать,
взглядом окинула,
прядку откинула,
слово сказала,
как порохом кинула:

            «Мачехи,

            мучихи,
            падайте
            в муть!
            Жилушки
            Золушки
            будя
            тянуть!
            Чур меня
            чур —
            оборочу
            пулю в пыль,
            муку в муху,
            деньги в льдинки,
            жадность в жабу.
            Ягу в уголь,
            зло в золу,
            сестер…»

Глянула Золушка на сестер:

скулят жалостно, по-сиротски,
кулачок слезу по щеке растер,
обернулись платочками розги: —
А нас-то зачем?
За дело за чье? —
Укрылись одним полушалком,
дрожат, растрепались, и слезы ручьем —
и Золушке сестер жалко.

— Ты же добренькая, разве тронешь кого,

наша Золушка, наша сестреночка…

Жалко… Чего поминать, что было?

— Кто зло помянет… (Зола… зло…
дай памяти… щель… Кощей… позабыла!)

Тут руку арапником как обожгло,

как свистнет над Золушкой розга карги,
как ухнет обухом отчимов окрик,
и сестры как… хвать! за обе руки,
скрутили и Золушку — в погреб.

Втолкнули и замкнули в погребе,

веревки впились в руки до крови.

А скворка все услышал издали,

помчался — Замарашку вызволить.

Сзывает он, теряя перышки,

товарищей на помощь к Золушке.

Глава девятая