Том 2. Фантастические поэмы и сказки

Микстурой синею шары наполнивши,
аптека, в инее, светла до полночи.

В облатке золота, на ватке — вот она! —

пилюля желтая, пилюля йодная.

Змея рисуется над чашей площади,

лежит Пилюлиуса ценою в грош один.

А у Золушки в ладошке

только дрожь…
Вспомнила о грошике.
Где же грош?

Стынет синим светом

стеклянный шар,
грошика-то… нету!
                              Нет гроша.

Где ты? грошик? грошик-хорошик! —

ищет грошик в снежной пороше,

Обтрогала платье,

                                  за шагом шаг
шарит по асфальту —
                                   нет гроша!

Был орел на гроше — гербовые крыла,

две змеиных главы, держит землю рука,
на ладошке оттиснулся след от орла,
побежала к реке, потемнела река.

Смахнула с ресницы соленую блестку.

            Мост. А внизу
уносит река Замарашкину слезку
            в море, в большую слезу.

Прибьют за грош, замучают,

вот так, ни за что…

— Домой ни в коем случае,

ни
       за
             что!

Как тилиснет плетки замах —

                                с глаз искра:
— Где пилюля? Сама
                                   всю сгрызла?

— Я… шла… несла… вот… тут… в руках,

и вдруг… не зна… не знаю… как…

Вы не бейте меня,

не ругайте меня,
если я вам надоела,
так отдайте меня!

— Молчать, побирушка, глаз не мозоль,

в угол пошла!
                      Становись на соль!
(Промерзлой коленкой на острую соль,
            крупная соль —
            соленая боль.)

— Читай «Отче наш»! — Солона слеза.

Кристаллы колючки подкладывают.
В колено вгрызается злая сольца,
вприкуску коленку обгладывает.

— За медную мелочь,

за крошечный грош…
Ой, что же мне делать? —
А мачеха: — Врешь!..

— Домой не годится,

нет,
       не домой!
Речная
             водица,
боль мою
                смой!

Не быть мне невестой,

не быть мне женой,
прощай ты,
                     железный
мост кружевной!

Услышав, раскрылся

мост разводной
и в ситец вцепился
рукою одной.

Рукою вразмашку

раскрывшийся мост
поднял Замарашку,
на снег перенес.

— Я жить не хочу,

я жить не могу!
Разрежь меня сталью,
трамвай, на бегу.

Начнут из меня

веревки вить,
нет мочи на свете
у мачехи жить.

Рельсы гудят,

стонет земля,
под фонарями
четыре нуля.

Вздрогнули рельсы,

крикнула сталь,
трамвай раззвенелся:
— Встань,
                  встань,
                               встань!

Ручку

         на «стоп»!
Тормоз
            вбивай!
Задохся и как вкопанный
встал трамвай.

— Не хочется жить,

не можется жить,
за ядом в аптеку —
схватить, проглотить!

Аптечная улица,

шары стоят…
— Доктор!..
               Юлиус!
Дайте…
           яд…

Сейчас глотну

щепотку одну…

(Глотнет, и конец!

Упадет, и конец!..)

Но с крыши, картавя, слетел скворец,

слетел и щепотку смахнул скворец:

— Чур, чуррр…

я тебя научу
заговору железному
против оборотней.
Скажешь —
кожу лягушка сбросит,
молодцем обернется.
Скажешь —
камни по-птичьему запоют.

Скажешь —

хлебами румяными спустятся тучи.
Скажешь —
порохом брызнешь,
мачеха склизкой гадюкой забьется,
сестры выскользнут змеями,
орлом-коршуном отчим взлетит.

Слово-заговор скажешь —

пули обратно уйдут
в руду.
Медные грошики
в грязь,
в янтари отольются
отравы…

Высыхают у Зойки слезинки у глаз,

трется об щеку скворка, картавит.

И у Зойки на сердце спокойно:

отошло, отлегло.
Небо месяцем светит, большое такое,
черным-светло.

Так спокойно

Снегуркой пошла не спеша,
ни зверюга, ни вьюга не встретятся,
а где заговор вышептал скворка с плеча —
светом месяца
плечико светится.

            Все гуще светляки хрусталевые,

            снежинки на плече оттаивают.

            Выходит Замарашка за город,

            и в памяти не тает заговор.