Читаем Том 2. Лорд Тилбери и другие полностью

— Я предпочла бы, мистер Ва-анрингэм, держаться в рамках деловой беседы.

— Он любит вас пылко и безумно.

— Я бы предпочла…

— Расскажите про этот пакет, и все будет в порядке.

— Я бы…

— Если там драгоценности от городского гада, тогда и говорить не о чем. Но если…

— Я бы предпочла, мистер Ва-анрингэм, это не обсуждать.

Ее классические черты заледенели, и зрелище было настолько устрашающим, что Джо уступил, а то у него уже начали подмерзать ноги.

— Ладно, — смирился он. — Какой у вас тариф?

— Тридцать фунтов в неделю.

— Включая пользование ванной?

— При вашей комнате есть ванная.

— В деревенском поместье?

— Уолсингфорд Холл сверху донизу усовершенствован предком сэра Бакстона. Могу вас заверить, здесь аб-со-лю-ут-ный комфорт.

— Не ванной единой жив человек.

— У сэра Бакстона ве-ли-ко-ле-э-пный повар.

— Пищей ли жив он, мисс Виттекер?

— Если вы имеете в виду общество…

— Откровенно — да. Видел на днях фильм, действие происходит на Чертовом острове. Народ там, скажем так, пестрый. А здесь?

— Все гости сэра Бакстона социально безупре-эчны.

— Простите?

— Социально безупре-эчны.

— А десять раз не повторите! Собьетесь на «безупречно социальны».

Пруденс гордо промолчала.

— Теперь, — сказал Джо, — главное. Как тут обращаются с постояльцами? Буду с вами честен, мисс Виттекер. Я только что из деревни, там ходят неприятные слухи. Усталый пахарь, возвращаясь с поля, слышит порой страшные крики…

Изящная ножка начала нервно постукивать по полу.

— Я понимаю, — продолжал Джо, — я не чувствительный слюнтяй. Без дисциплины вам не управиться. Если дан приказ, чтобы все играли в крокет, а номер, к примеру, 6408 играет в классики, естественно, приходится проявить твердость. Это ясно. Если бы кто-то, на континенте, попытался улизнуть в божественный Неаполь, когда мистер Кук приказал, чтоб все отправлялись в красавицу Люцерну — что было бы? Да, да. Но одно дело — дисциплина, и совсем другое — жестокость. Между ними есть разница.

— Мистер Ва-а-нрингэм…

— Я слышал, что один из платных гостей на прошлой неделе попытался удрать, и его травили собаками. Хорошо ли это, мисс Виттекер? Человечно ли? Есть ведь границы…

— Мистер Ва-анрингэм, вы же-ла-а-э-те комнату или нет? Я занята.

— Ничуточки вы не заняты. Когда мы подошли, вы стояли и плакали о Табби.

— Мистер Ва-анрингэм!

— Мисс Виттекер?

— Же-ла-а-э-те вы или не…

— Желаю.

— Прэ-кра-асно. Пойду распоряжусь.

Она удалилась, дыша достоинством и надменностью, а Джо не стал задерживать ее, хотя ему хотелось порасспросить и о том, правда ли, что здесь в ходу американская система поощрений, и есть ли у него шансы стать образцовым, привилегированным узником.

У него были другие, неотложные заботы. Пощелкивающий хлыст сэра Бакстона вдохновил его, подсказал решение, которое он искал с той минуты, когда Табби его подвел. Теперь он хотел одного — разыскать как можно скорее Адриана Пика.

Сбежав с террасы, он пустился по крутой пыльной дороге, ведущей к «Гусаку и Гусыне».

Адриан уже позавтракал и курил сигарету на топорной скамейке, созерцая Уолсингфорд Холл. Утром много чего случилось: ему не понравилась встреча с Джо; ветчина оказалась такой же паршивой, как вчера, а кофе — еще хуже; ночью мешали спать плеск воды, бьющей о борт, и неприятный скрежет под полом, напоминавший о словах Джин насчет клуба; наконец, неизвестная птица с пяти часов утра произносила «куа-куа», как бы подражая поскрипыванию проржавевших дверных петель.

Однако на Уолсингфорд Холл он смотрел с удовольствием. Каждый кирпичик, на его взгляд, просто излучал состоятельность, а человеку, с детства томящемуся тягой к большим деньгам, греет сердце мысль, что он завоевал сердце такой наследницы. Конечно, архитектура оскорбляла утонченный вкус, но была в ней та прелесть, какая есть в австралийском дядюшке-миллионере, хотя он носит яркоклетчатый костюм и пестрый жилет. Богатству дозволена эксцентричность. Ради начинки мы съедим и подгорелый пирог.

С легким, счастливым вздохом Адриан отшвырнул сигарету и закуривал новую, когда появился Джо. Не имея желания пускаться с ним в разговоры, Адриан поднялся и двинулся к воротам.

— Куда вы? — осведомился пришелец.

— К себе, на «Миньонетту».

— Не советую.

Джо легонько пихнул Адриана на топорную скамейку, уселся сам и опустил ему руку на плечо. Адриан плечо высвободил и отъехал подальше.

— Почему это?

— Потому.

— Да что такое?

— Там человек, с которым вам встречаться не стоит.

— Э?

— Во всяком случае, шел он туда. Мой брат Табби просил предупредить вас.

— О чем?

— Он такой чуткий…

— О — чем — вы — говорите?!

— Вот о чем. Не успели вы уйти, как прискакал мой брат Табби. Оказывается, он здесь гостит. Итак, он прискакал, вопя: «Где Пик?» Я отвечаю: «Ушел в гостиницу». — «Пускай там и сидит! Сэр Бакстон гонится за ним с охотничьим хлыстом. Собирается спустить с него шкуру!»

— Что?!

— Вот и я так закричал, а Табби объяснил мне. Оказывается, вы обручены с дочкой сэра Бакстона… Это правда?

— Да.

— Тайно?

— Да.

— Вы не очень богаты?

— Да.

— Ну вот и разгадка. Сэр Бакстон сердится. Не знаю, насколько хорошо вы его знаете… Изучали его душу?

— Я с ним вообще не знаком.

Перейти на страницу:

Все книги серии П. Г. Вудхауз. Собрание сочинений (Остожье)

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное