Лючио.
А разве это не своего рода борьба со смертью? Разве это не изумительное дело веры? Она спасла мое произведение…Козимо.
Тогда как другая спасла тебе жизнь…Лючио
(сдвинув брови, поникнув головой, не глядя на друга, почти жестоким голосом).А что из этих двух вещей имеет большую цену? Жизнь невыносима для меня, если мне возвращают ее, обременив ограничением. Я сказал тебе: нужно было дать мне умереть. Какое отречение может сравниться с тем, которое я сделал? Одна смерть могла остановить упорное желание, которое роковым образом увлекает мое существо к его благу. Вот я оживаю: я узнаю в себе то же самое человеческое существо, ту же самую силу. И кто будет судить меня, если я повинуюсь указаниям судьбы своей?Козимо
(в испуге взяв его за руки, как бы стараясь удержать его).Что же ты будешь делать? Ты уже решил?
Пораженный внезапным ужасом, сказывающимся и в голосе, и в движениях друга, Лючио теряется, колеблется.
Лючио
(лихорадочно ероша свои волосы).Что буду делать? Что буду делать? Ты знаешь более жестокую пытку? У меня голова кружится, понимаешь? Когда я думаю, что она там, ожидает меня, что время уходит, тратятся мои силы и мой пыл исчезает, — влечение овладевает всей моей душой, и я боюсь, что не сегодня — завтра влечение пересилит. Ты знаешь, что такое головокружение? Ах, если бы ты мог снова открыть мою рану!Козимо
(стараясь подвести его к окну).Успокойся, Лючио, успокойся! Молчи! Мне послышался голос…Лючио
(вздрагивая).Голос Сильвии?
Покрывается смертельной бледностью.
Козимо.
Да. Успокойся! Тебя лихорадит.
Касается его чела. Лючио облокачивается о подоконник, словно силы покинули его.
Сцена II
Входит
Сильвия СетталасФранческой Дони.
Франческаодной рукой держит сестру за талию.
Сильвия.
О, Дальбо, вы еще здесь?
Лица Лючио, который повернулся к открытому окну, ей не видно.
Козимо
(приходя в себя, здороваясь с Франческой).Лючио задержал меня…Сильвия.
Ему надо было многое сказать вам?
Козимо.У него всегда много, что сказать мне, может быть, слишком много. Он так устает.Сильвия.
Он вам говорил, что в субботу мы едем к устью Арно?Козимо.
Да, я знаю.Франческа.
Вам не приходилось бывать там?
Козимо.Нет, никогда. Я знаю только пизанские окрестности, Сан-Россоре, Гомбо, Сан-Пьетро-ин-Градо, но до самого устья реки не добирался никогда. Знаю, что взморье великолепно.
Сильвия пристально всматривается в мужа, неподвижно стоящего в стороне, у подоконника.
Франческа.
Берег моря в это время восхитителен, открытый, низменный, усыпанный мелким песком, море, река, лес, запах водорослей, запах древесной смолы, чайки, соловьи… Вы должны часто навещать Лючио, пока он будет там.Козимо.
Конечно.Сильвия.
Можете и погостить у нас.
Она отходит от сестры и своей легкой походкой направляется к мужу.
Франческа.
У нашей матери там есть очень скромный, но большой дом, выбеленный внутри и снаружи, в густой роще олеандров и тамарисов, там есть старый спинет времен Империи, принадлежавший — представьте, кому! — одной из сестер Наполеона, герцогине Луккской, этой ужасной и костлявой Елизавете Бачиокки: спинет, который иногда пробуждается и плачет под рукой Сильвии, а если воспоминание о Наполеоне не прельщает вас, так есть еще отличная лодка, белая, как и дом.
Сильвия стоит за спиной Лючио. Он по-прежнему погружен в себя.
Козимо.
Жить в какой-нибудь лодке, на воде, как придется: нет ничего, что глубже успокаивало бы. Я жил так по целым неделям.Франческа.
Нужно посадить выздоравливающего в лодку и предоставить его тихому морю…Сильвия
(слегка трогая мужа За плечо).Лючио!
Он вздрагивает и оборачивается.
Что ты делаешь? Мы здесь. И Франческа здесь.
Пошатываясь, он смотрит жене в глаза, затем пытается улыбнуться.
Лючио.
Собирается проливной дождь. Я ждал первых капель: запах земли…
Он наклоняется еще раз к окну, протягивая в воздух ладонь, рука у него заметно дрожит.