Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Лючио робко улыбается, продолжая вертеть амулет в пальцах, в это время Сильвия складывает розы в одну кучу. Во время молчания оба чувствуют трепет своих смущенных сердец. Заходящее солнце заливает комнату золотыми лучами. В окна видно побледневшее небо. Сан-Миниато сияет на возвышенности, воздух нежен и неподвижен.

Лючио(всматриваясь в воздушное пространство, прислушиваясь, тихим голосом). В комнате пчела.

Сильвия. Пчела?

Лючио. Да, ты не слышишь?

Оба стараются услышать жужжание.

Сильвия. Да, правда.

Лючио. Должно быть, ты принесла ее, с розами.

Сильвия. Их нарвала Беата…

Лючио. Недавно я слышал ее смех, там в саду.

Сильвия. Как она счастлива, что вернулась домой!

Лючио. Хорошо, что ее увезли тогда…

Сильвия. Подышав сосновым запахом, она стала гораздо красивее и крепче. Как хороша должна быть ранняя весна в устьях Арно! Тебе не хотелось бы отправиться туда, на короткое время?

Лючио. Туда, к морю… А ты… с удовольствием?

Голос у обоих изменился от легкого волнения.

Сильвия. Провести там одну весну было всегда моей мечтой.

Лючио(задыхаясь от волнения). Твоей мечтой и моей, Сильвия.

Амулет выпадает у него из рук.

Сильвия(быстро нагибаясь и поднимая его). Ах, ты выронил его! Это можно было бы назвать дурным предзнаменованием… Смотри. Я его предназначаю Беате. «Он мал, как драгоценный камень, велик, как сама судьба!» (Она осторожно кладет амулет на букет роз.)

Лючио (протягивая к ней руки, как бы с мольбой). Сильвия! Сильвия!

Сильвия(подбегая). Ты чувствуешь себя дурно? Ты побледнел… Ах, ты слишком утомился сегодня, слишком устал… Садись сюда, садись… хочешь глоток лекарства? Ты не чувствуешь, что упадешь в обморок? Скажи!

Лючио(взяв ее за руки, в порыве любви). Нет, нет, Сильвия, я никогда не чувствовал себя так хорошо… Ты, ты садись сюда, а я сяду у твоих ног, чтобы, наконец, обожать тебя, обожать тебя всей своей душой!

Она опускается на диван, а он — перед ней на колени. Она вся потрясена, дрожит и закрывает ему рот руками, как бы для того, чтобы помешать ему говорить. Он дышит и говорит сквозь ее пальцы.

Наконец-то! То был прилив, пришедший издалека, прилив всех прекрасных и всех дорогих вещей, которые ты внесла в мою жизнь с тех пор, как любишь меня. Сердце мое было переполнено ими, ах, так переполнено, что недавно я дрогнул под их тяжестью, падал, замирал от волнения и нежности, о которых не решался говорить.

Сильвия(побледнев, слабым голосом). Не говори, не говори больше!

Лючио. Выслушай, выслушай меня! Я знаю все мучения, которые ты вынесла, раны, которые ты получала, не издавая ни малейшего крика, знаю эти слезы, которые ты скрывала, чтобы я не знал ни стыда, ни угрызений, — улыбки, за которыми ты скрывала свои волнения, знаю бесконечное сострадание к моему заблуждению, неустрашимое мужество перед лицом смерти, отчаянную борьбу за мою жизнь, знаю надежду, которую ты всегда лелеяла у моего изголовья, бессонные ночи, заботы обо мне, беспрерывную дрожь, твое ожидание, молчание, твою радость, все, что есть глубокого, все, что есть нежного и могучего в тебе, все это я знаю, все это я знаю, дорогая, дорогая душа, и, если силой можно уничтожить оковы, если кровь может послужить делу моего искупления — ах, позволь мне говорить — я благословляю вечер и час, в которые принесли меня умирающим в это жилище твоей скорби и твоей веры, чтобы в другой час из твоих рук — из этих божественно-прекрасных, трепетных рук — получить дар жизни.

Он прижимается искаженными устами к ее рукам: она смотрит на него сквозь слезы, которыми залиты ее ресницы, преображенная неожиданным счастьем.