Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Козимо. Необходимо уехать, бежать.

Лючио. Навсегда?

Козимо. На некоторое время.

Лючио. Она будет ждать меня.

Козимо. Ты тогда будешь сильнее.

Лючио. И ее власть надо мной увеличится. Она оставит более глубокие следы в жилище, которое мне дорого, благодаря произведению, которое я в нем создал. И из дальних стран я буду видеть ее стоящей на страже моей статуи, куда запала самая живая искра души моей.

Козимо. Ты любишь ее!

Лючио(в отчаянии). Нет, не люблю. Но подумай: она всегда будет сильнее меня, она знает, чем победить и чем связать меня, она вооружена очарованием, от которого душе моей нельзя освободиться, не вырвав его из сердца! Неужели я должен сделать еще одну попытку?

Козимо. Ах, ты в бреду!

Лючио. Комната, где я грезил, где работал, где плакал от радости, где я призывал славу, где видел лицо смерти, эта комната — ее достояние. Она знает, что не в моих силах жить вдали или отказаться от нее, знает, что самая ценная часть моей сущности растворена в ней, и вот она ждет, в полной уверенности…

Козимо. Стало быть, она пользуется преимуществом? И никто не вправе остановить ее у этого порога?

Лючио(в глубоком волнений). Выгнать ее?

Козимо. Нет, но можно найти менее грубый способ, более простой: потребовать у нее ключ, держать который у себя у нее нет никакого права.

Лючио. Кто же потребует?

Козимо. Кто-нибудь из нас, хотя бы я, почтительно, во имя необходимости.

Лючио. Она откажет, принимая тебя за чужого.

Козимо. Тогда ты сам.

Лючио. Я? Явившись к ней?

Козимо. Нет, письмом.

Молчание.

Лючио(с выражением крайней беспомощности). Не могу. К тому же все будет напрасно.

Козимо. Но есть еще способ: бросить этот дом, переехать из него, очистить его, перенести все в другое место. Этим ты избавишься и от невыносимой муки воспоминаний… Раз твоя жизнь обновляется, то как же ты можешь не признавать, что перемена необходима для того, чтобы подруга, которую ты вернул себе, могла присутствовать при твоей работе? Разве ты потерпишь, чтобы она сидела там, где раньше располагалась другая, чтобы перед ее глазами стояло неотступное видение этого ужасного вечера?

Лючио(с горькой и унылой улыбкой). Действительно, это так, ты прав: переменим место, уйдем куда-нибудь, отыщем какой-нибудь уединенный домик, стряхнем пыль со всех старых вещей, откроем все окна, дадим доступ чистому воздуху, возьмем кусок глины, глыбу мрамора, воздвигнем памятник Свободе.

Останавливается. Его голос становится необыкновенно спокойным.

В одно утро Джоконда постучится в новую дверь, я открою ей, войдет она, и без всякого удивления я скажу: «Добро пожаловать». (Он не в силах сдерживать горечь) Ах, ты мне кажешься ребенком! У тебя все сводится к какому-то там ключу. Позови же слесаря, перемени замок — и спасешь меня.

Козимо(ласково, печально). Не сердись. Сначала я полагал, что тебе только нужно избавиться от назойливого существа. Теперь я убеждаюсь, что давал тебе детский совет.

Лючио(умоляюще). Козимо, друг мой, пойми это!

Козимо. Я понимаю, ты только не хочешь сознаться.

Лючио(возбуждаясь). Да нет же! Ты хочешь, чтобы я тебе закричал, что люблю?

Теряясь, испуганно озирается кругом. Проводит рукой по лбу движением страдания. Понижая голос.

Нужно было дать мне умереть. Рассуди: если я, опьяненный жизнью, если я, существо неистовое от своей силы и своей гордости, если я хотел умереть, нет сомнения, что я осознал непреодолимую в этом необходимость. Не в силах жить ни с ней, ни без нее, я решил покинуть мир. Подумай только: это решил я, существо, смотревшее на мир, как на свой сад, изнемогавшее от крайней жажды всех красот! Стало быть, нет сомнения, что я осознал неизбежную необходимость, железную судьбу! Нужно было дать мне умереть.

Козимо. Ты уже не признаешь святости чуда, это жестоко.

Лючио. Я не жесток. Из ужаса перед жестокостью, к которой влекла меня злая сила, не в силах попирать ногами добродетель, казавшуюся мне сверхчеловеческой, не в состоянии выносить нежность маленького, ничего не подозревающего голоса, обращавшегося ко мне с вопросом, чтобы оградить самого себя от возможного худшего — понимаешь? — вот почему я решился. И жаль, что не все кончилось тогда… потому что, пожалуй придется решаться вторично, потому что теперь я не что иное, как человек, принявший наркотическое средство, который просыпается от глубокого сна и находит у своего изголовья прежнее отчаяние.