Том 2. Проза

Выбор Ильи Кормильцева. Главные русские книги 2006 года

«Духless»

Сергей Минаев

Усердная бомбардировка российской почвы всякими там бегбедерами после нескольких неудачных попыток наконец завершилась успехом — работники офисов (а также презирающие их гуманитарии) получили в руки текст, где ясно и талантливо показано, что яппитариат везде одинаков, невзирая на все особенности национальной охоты. Рабство и раболепие от звонка до звонка, консюмеристский угар и кокаиновый туман — после. В меру философии, в меру секса, драгса и техно — несмотря на всю вторичность, роман именно этим и безупречен, поскольку какой еще должна быть литература для вторичных людей? Ну и отдельного упоминания заслуживает сопровождавшая опус Минаева рекламная кампания: тот самый случай, когда package — это, как сами понимаете, и есть message.

«Теплоход „Иосиф Бродский“»

Александр Проханов

Все последние пять лет от романа к роману апокалиптическая мощь прозы Проханова неуклонно нарастала: по сравнению с некоторыми страницами немолодого писателя фантазии бледных юношей, упражняющихся в самых чернушных жанрах музыки, выглядят порою как жалкая старческая немощь. Не подкачала и последняя книга: усадив всю российскую элиту, словно скорпионов в банку, на шикарный теплоход и отправив в плавание по традиционному маршруту из Москвы в Питер, Проханов сделал все возможное, чтобы насытить их существование оргиями, чревоугодием, смертоубийством, интригами и, призвав в помощники великую тень Иосифа Бродского, свести счеты — личные и общественные — с самодовольной гламурной публикой.

«День опричника»

Владимир Сорокин

Этой книги — простой и ясной, как ярмарочный лубок, — от изощренного, как считается, писателя мало кто ждал. Но, видно, довели Сорокина негодяи и разбудили в нем неукротимого и едкого сатирика. Портрет России, обустроенной в соответствии с мечтами отдельных наших, не в меру любящих православную старину, граждан, получился что надо. А изображенная в нем опричная Москва — к сожалению, не настолько уж далекой от Москвы современной: подправить пару-другую штрихов — и мы уже в сорокинском вымысле. В конце концов, один день из жизни работника правоохранительных органов в России всегда одинаков, как его ни зови — опричником или, скажем, следователем прокуратуры. А давить и не пущать у нас, очевидно, в крови.

«Ампир „В“»

Виктор Пелевин

Продержав публику несколько лет на диете из проходных романов и интернет-проектов, великий писатель Нижнего Мира разразился наконец шедевром, которого от него давно ждали. И не беда, что по градусу мировоззренческого пессимизма сия вампирская исповедь оставляет далеко за бортом все прежние (и так далеко не жизнерадостные) конструкции автора. Видать, такое безвременье на дворе, что гложущую душу тоску можно выразить лишь через метафору кровопийства, где человечество выступает в роли не более чем скота, выведенного для доения. Жутковатый мир, но, видимо, таким он стал не без нашего участия, а Пелевин, как и положено великому писателю, выполнил функцию зеркала — только не русской революции, а русского безвременья.

Эссе

Сказка о мальчике, которому до поры до времени везло

1. Миф о Косинском

В одном старомодном и провинциальном городе Восточной Европы в интеллигентной еврейской семье на свет появляется Мальчик. С самого начала он окружен заботой и лаской: Мамочка — пианистка-виртуоз, карьера которой не сложилась исключительно из-за того, что природа оделила ее непомерно большим бюстом, отвлекавшим внимание провинциальной публики от ноктюрнов Шопена и рапсодий Листа, и Папочка — шахматный гроссмейстер и профессор лингвистики, души не чают в своем отпрыске. Но не за горами война. Предчувствуя наступление страшных времен, Папочка и Мамочка отправляют Мальчика в далекую, дикую деревню на краю света. Там Мальчику и суждено провести всю оккупацию.

Он оказывается среди невежественных и жестоких крестьян, ведущих почти животное, первобытное существование, верящих с одинаковой истовостью и ксендзу, и деревенской колдунье. Крестьяне издеваются над Мальчиком, подвергают разнообразным унижениям и не выдают его, так подозрительно смахивающего на цыгана или еврея, немцам, возможно, только потому, что хотят всегда иметь под рукой своего собственного козла отпущения. Мальчик становится свидетелем сцен жестокости, насилия, сексуальных извращений, знакомится со всей темной изнанкой человеческой души. От этих ужасов он ищет спасения в вере, но напрасно: вот он стал уже почти своим, ему доверили прислуживать в костеле, и тут, оступившись, он роняет тяжелый требник. Бог не протягивает руку помощи — толпа разгневанных прихожан избивает его и швыряет в выгребную яму.