Прозрачных улиц сонные трущобыПолны рассказовПро тени и притоны,Успевшие у спавшего отнятьЕго дневного мира разум,Как у простого слова – ять.Где точно выстрел одинокий – стоны,Устами высохшими досуха.Он курит дымный следИ с ядом вместо посохаНа берег сонных грез идет,Чтоб в дыме сладкой думы,В цепях железных дыма,Труд увидал, что им любимы,Забыв пророков суеты,Забыв набор железных шумы,Те степи, где растут лишь цепи!Цветы недавних слов, завядшие вчера еще,И голос улицы, вечерний и чарующий,Где дымный рай к себе звал райю,И вместо народа адамов – Адам.Настанет утро. Блеснет заря.Он снова раб, вернувшийся к трудам.
8 мая 1921
Решт
Я и ты
– Ля! паны! на дереве,Да целуются, сомашечие, гляди!Девочки, девушки, ля!Верочка, что ты?Твоя на воздухе земля?Да лучше спрячьтесь в пещере вы!За поцелуями на дереве охоты?Веревкой слабо опоясавНочной рубашки узкий стан,На вишню старую взошла,Как пятна обнажая мясо,Нарвала утренних запасовВ блюдо без числа.Хохочет черный огонекВ украденных вторых глазах,Где смех, как лающий прыжок,Из окон глаза ищет, как тикать.А я поймал густые тениНа темных радостных ногахИ опоясанные лениЕе груди, где детский страх.И темно-красные краснели ягодыИ уворованное из книг лицо,Оно расчислено вчера и загодя,Дать опрокинуться,А Верою покрыться, как душным одеялом.А Вера иногда кричала сверху:– Раб! иди и доложи придворным особам,Что госпожа уже нарвала вишен.В ней смелость и задор,Победа жизни и добра,И луч божественный –Не в смысле существованья богаПорой мелькал.Но кто-то крылья отрубал…Корзина, полная обеда,Где вишни, яблоки и груши, –Читатель, ты заснул? нет, слушайНесется на руках…