Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930

По прямому
по вешнему проводу
я с большой Москвой
разговор веду:
«Отчего ты, Москва,
стала неженкой?
У тебя по вискам –
ветер свеженький.
Оттого ли тебе плакать
да хмуриться,
что весенняя слякоть
по улицам?!»
За раскатом раскат –
грудью грохота
отвечает Москва
очень плохо так:
«Как же мне не грустить
да не плакаться, –
не в добре, не в чести
мое лакомство!
Позабиты в щель,
пали в рытвины
запах жирных щей,
звон молитвенный».
По сквозному
весеннему проводу
я с весной-Москвой
разговор веду:
«Да на том ли тоска
твоя держится?
Не пора ли, Москва,
тебе утешиться?!
Меж ухабов твоих,
между выбоин
я брожу,
молоком твоим
выпоен.
Я брожу между досками,
щебнями,
между будними днями
учебными.
Я смотрю:
вся в поту,
вся в испарине,
ты – не в синь-высоту ли
распялена?
И не старь-старину ли
неотесанную
ты пудовою балкой
христосуешь?»
Отвечает Москва
длинной нотою:
«Что ж,
я мало в будни работаю?
От застав
до Пожарского идола
всю меня подсушило,
повыдуло.
А без праздника
без весеннего
всех трудов моих сила
обесценена!
Вон какая тишь,
голубая вся,
залегла меж крыш –
улыбается.
Если в старое
стыдно веровать,
пусть идет ко мне
племя ппонерово.
Пусть шагами стучит оно
близкими,
заливается
песнями-брызгами.
Мне пример брать
больше не с кого,
как с тебя,
житье пионерское.
Полюби ж меня
грязной, мокрою,
перекрой меня
краской охрою.
Чтоб бульвар в бульвар
длился правильно.
Чтоб асфальт заливал
все окраины.
Чтобы, глядя
в синие лужицы,
мне церковного звона
не слушаться.
Колокольный зык
пусть не дразнится
на призывы
вешнего празднества.
Мне не спину гнуть
под обрядностью,
мне бы чуть хлебнуть
новой радости!
Я несу весну
тонкой, хрупкою, –
не хмельному сну
пьяной рюмкою.
Я несу весну
в сердце нежненько.
Я весной плесну
по подснежникам.
Поднялась я к ней
вся на цыпочках,
чтоб никто весне
губ не выпачкал.
И ничто тому
ветры резкие,
кто весной в дому
не побрезгует.
Вон идет она к нам,
не ленится.
Бон ведет она
юных ленинцев.
Вон идет она
насквозь,
не качается!..»
И на этом разговор
с Москвой –
кончается.

1928

«Мы живем…»

Мы живем
   еще очень рано,
на самой
   полоске зари,
что горит нам
    из-за бурьяна,
нашу жизнь
   и даль
     озарив.
Мы живем
   еще очень плохо,
еще
 волчьи
   зло и хитро,
до последнего
    щерясь
      вздоха
под ударами
    всех ветров.
Но не скроют
    и не потушат,
утопив
  в клевете и лжи,
расползающиеся
     тучи
наше солнце,
    движенье,
      жизнь.
Еще звезды
   во сне мигают
на зеленом небе
    морском.
Не собьют нас,
    не запугают
темной тенью,
    волчьим броском.
Те хребты
   и оскалы
     плоски,
порожденные
    полусном.
Мы ж
  на самой зари полоске
свежей жизнью
    лоб сполоснем.
Из-за тучи,
   из-за тумана,
на сквозном
   слепящем ветру,
мы живем
   еще очень рано,
на свету,
  в росе,
    поутру!

1928

Искусство