Том 2

Ах, разгорячась от еды. и питья, весело смотреть на жизнь! Я воображал, будто судьба уже поворачивается ликом ко мне и дела мои поправляются; как бы не так! На дорогах, по которым я пробирался, все больше становилось грабительских шаек. Изменники паны кинулись на коронные земли, которые когда-то отнял у них славный король Пршемысл; по всей стране ширились жестокие междоусобицы, ни одна повозка не могла пробраться к воротам Праги. Известно: если не прошмыгнет в город крестьянин с мешком за спиной и гусем под мышкой, если мяснику нечего резать — начинается дороговизна и к людям приходит нужда с бедой. Скоро уже и портному стало нечего шить, сидел без дела и оружейник. Увидел я, что беднеет дом моего гостеприимца, во всем уже ощущается нехватка, и кусок становился мне поперек горла.

«Как же так, — говорил я себе, — я, дворянин, ем за столом горожанина? За столом бедняка; который еле держится над водой? Нет, этого я не снесу! Надо мне позаботиться о другом способе прокормиться, и дай Бог, Чтобы это был воинский способ, приносящий честь, победу и покой!»

В ту пору ходили толки, будто государыне королеве удалось бежать из заточения и что нашла она приют в Моравии. И сказал я тогда своему гостеприимцу:

— Матей, у тебя есть добрые мечи, но давно уже я не видел, чтоб в твою мастерскую приходили рыцари с намерением препоясаться одним из них. Давненько уже не звенели в твоем доме серебряные монетки, и ремесло твое не приносит дохода. Не выставляешь ты на продажу ни щита, ни копья, а мечи (смазанные жиром) лежат у тебя в соломе. Прячешь ты их от людских глаз, прячешь от грабителей. Но что такое меч без руки, лук без стрел, птица без крыльев? Ну же, друг, выпусти-ка на волю своих в огне закаленных сыночков, отдай их в руки, самим Богом для того предназначенные, отдай их в руки дворян! В Пражских городах есть немало рыцарей, служивших Пршемыслу, только не хватает им того, что есть у тебя в избытке! Открой же нам свой арсенал, мы добудем где-нибудь коней, и бросим клич к народу, и захватим город. Потом достаточно будет выслать гонцов к милостивой королеве, она явится и возьмет наследство свое и будет владеть им в покое и мире. Сделай, как я прошу, и ты вернешь себе благосостояние и заслужишь почет!

— Рыцарь, — ответил мне оружейник, — рыцарь, ныне бедствующий, а вчера осиянный славою, — мечи эти мои, и в них все мое достояние. Неужели же мне лишиться его? Мне ли впутываться в неверные предприятия?

Я возразил, что никогда не выигрывает тот, кто ни на что не отваживается. Оружейник отвечал мне все более резко, и гнев принес мне на язык угрозы.

— Ах ты скупец! — вскричал я. — Ах ты олух, рожденный под капустным кочаном, да я могу так разнести твою лавчонку, что и следа не останется! Хотел я внушить тебе хоть капельку благородного чувства, да вижу: ты — хам, раб и пес!

Стояли мы друг перед другом, как два петуха. Иисусе Христе! Дева Мария! Счастье, что не было у меня в руке кинжала!

Расстались мы в великой враждебности.

— Подавись ты своими мечами! Сиди на них! Может, я еще вытяну их у тебя из-под зада! — сказал я, покидая его дом.

Дверь грохнула так, что на соседней улице отозвалось. Я остался один. Христиане, что мне было делать? Жалкую влачил я жизнь, не всегда мог заплатить за еду, но Бог поддерживал меня. Наполнял надеждой мою душу. Приходили вести, что королева все более укрепляется в Моравии, и тогда я ликовал и подскакивал от радости. Рыцари, равные мне по роду, по чести и по нужде, ходили тогда со мной цо городу. Мы шагали широко, с поднятой головой и всюду, где встречались нам кучки людей — пускай только два горожанина или даже один какой-нибудь унылый шляхтич, — всюду мы начинали такие речи: «Эй, друзья, что нос повесили? Дошло до нас надежное известие от десяти аббатов и двадцати каноников, что бедствия наши подходят к концу! Моравия встает на бой! Паны препоясываются мечами. Они добудут права королевы!

Не сегодня завтра раздастся светлый звон с собора Святого Вита! Не сегодня завтра вернутся к нам мир, порядок и христианские обычаи! Верьте в государыню королеву и помогайте ее преданным рыцарям!»

Повсюду возрастало желание доброй власти. И случилось так, что когда в Праге собрался сейм, много горожан вступило в союз с панами. Богу ведомо, малого недоставало, чтобы все обернулось к счастью!

Но тогда вторгся в Моравию король Рудольф. Пройдя через эту землю, он двинулся в Чехию и повсюду в открытых местах велел кричать, что он явился к нам как защитник королевича Вацлава, и призывал города и шляхту вернуться к преданности законному государю.

Дворянин по имени Пута, деливший со мною нужду, услышав эти призывы, решил податься к королю Рудольфу.

— Выбрось этот голос из своих ушей! — сказал я заблуждавшемуся. — Выбрось его из ушей, иначе будешь пить позор, как пьют воду! Остановись! Сообрази — ведь с Рудольфом Габсбургом идет и Витекович, предавший своего суверена!

После Пршемысла никто не достоин чешской короны более тех, кто сумел его победить, — возразил Пута.