К сожаленью, финальные годы жизни у животных и у людей сопровождаются дряхлостью, беспомощностью. «А мой батя девяноста четырех лет продолжает ездить на велосипеде, водит кур, возится в огороде, ходит на рынок и страстно любит политику». Это рассказал у костра мой друг из Саранска, и я попросил его завезти меня в мордовский поселок Ковылкино — познакомить с отцом.
Старина Яков Иванович Митронькин нас встретил в аккуратно прибранной, просторной избе. Не спал, дожидаясь нашего позднего появленья. А утром, когда мы с сыном его еще продирали глаза, уже сидел на пороге на солнышке — кормил кур. Занятие это ему явно нравилось. «Я деревенский. С детства всякую живность люблю. И в земле тоже люблю копаться. Излишки всего везу на рынок. Велосипед для меня лучше всякой машины». — «А не пихнули кого-нибудь нечаянно колесом?» — «Что вы! Рука у меня твердая, и здоровье в порядке».
Далее разговор сразу пошел о политике. Старик читает газеты. Если что непонятно, сразу нос в книгу и в словарь иностранных слов. «Ты вот скажи мне, Василь Михалыч, ихний Обама, он как мужик?» Я дал тогда еще кандидату в американские президенты достойную характеристику. «Да, да, — покашлял мой собеседник. — Но трудно будет Обаме, уж больно дела повсюду разлажены, и от него ждут больше, чем может сделать». — «Будет стараться…» — «Будет…»
Старик молча погладил нарядного петуха и выразительно на меня посмотрел. «А не могут они его таво, как Кеннеди?» — «За что?» — «Ну как же, африканец наполовину. А там есть люди — черных любят только для виду».
Я повернул разговор к хозяйству Якова Ивановича. И он повел показать мне сараи, теплицу, огород. «У меня все свое — картошка, огурцы, помидоры, лук, чеснок и все прочее». Показан был и старенький велосипед, стоявший наготове у двери. «Новый купил, чтоб деньги не гикнулись, но спрятал пока на чердак».
За завтраком разговор пошел о долголетии. «У нас в роду все жили долго — по девяносто лет забрали у жизни и мать, и дед. Рос я в деревне хоть и в лаптях, зато воздух был вольный — пас коров. Службу нес на Дальнем Востоке. На фронт не попал — оборону готовили, железную дорогу клали до моря. Вернувшись в Мордовию, осел вот тут, в Ковылкине, — работал экспедитором на спиртзаводе, добывал оборудование для производства». — «Опасное место…» — «Согласен: опасное. Некоторые за месяц спивались». — «Ну а вы как же?» — «А у меня дисциплина. Если и захотелось, то не более ста граммов в переводе на водку». — «И так много лет?» — «Да, и сейчас так же. Вот в вашу честь рюмочку опрокину — и крышка».
«А что еще помогает человеку жить долго?» Яков Иванович подумал и стал, загибая пальцы, перечислять: «Во-первых, надо жизнь любить и ценить — один раз дается. Надо непременно работать, желательно с движеньем. А ежели его нет — ходи. Я в день четыре километра делаю непременно. Да еще и педали кручу. В еде — умеренность. И все желательно свежее — с огорода и со двора. Ну и, конечно, с этим делом (Яков Иванович щелкнул пальцем по шее) и с куревом тоже надо не знаться. Я на пенсию в семьдесят пять запросился. Не пускали. Говорят, незаменимый ты, Яков Иванович. Слышать это было приятно. Но я настоял. Хотелось пожить в покое». — «Друзья у вас есть?» — «Были да все прибрались уже. Остались только вот кот Тимур да Петруха-петух…»
На прощанье я пожелал Якову Ивановичу Митронькину еще лет двадцать пять жизни.
«Нет-нет! Довольно пятнадцати». — «Осилите?» — «А чего же, жизнь — дело хорошее».
Фото автора
.Палочка-зажигалочка
Огонь — дар небес человеку с пещерных времен. У дерева, подожженного молнией, можно было погреться, добыча, поджаренная на огне, становилась вкуснее. Но молнии сверкают не каждый день, еще реже случались пожары от них, и люди, надо полагать, очень скоро научились хранить огонь, поддерживая костер древесиной. А потом научились древние наши пращуры огонь добывать и без молнии. Удивительно, но до наших дней сохранилась их технология.