Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— С тех пор, как я имею честь знать вас, — начал он, — я ничего от вас не скрывал; вы знаете все мои тайны: ныне борьба, которой я отдал все силы вступила в решающую фазу. Я еду сию минуту обратно в Вальдивию: в этом городе будет нанесен, через несколько часов, первый удар; борьба будет ужасна. Я не хотел бы подвергать опасности молодую девушку, которую вы знаете и которой вы уже спасли жизнь; я вверяю ее одному из вас, а другой поедет со мной в Вальдивию. Если в борьбе со мною случится несчастье, я вручу ему бумагу, из которой вы оба узнаете мои намерения относительно этого бедного ребенка, который для меня дороже всего на свете и с которым я расстаюсь с безмерной печалью. Кто из вас, господа, соглашается на время моего отсутствия взять на себя обязанность защищать донну Розарио?

— Поезжайте спокойно, дон Тадео, куда призывает вас долг, — отвечал Луи взволнованным голосом, — клянусь вам, что пока я жив никакая опасность, ни издалека, ни вблизи, не будет угрожать донне Розарио; добраться до нее могут только через мой труп.

— Благодарю вас, дон Луи, — отвечал Мрачное Сердце, тронутый выражением голоса француза, — верю вашему слову. Я знаю, что вы сдержите клятву, несмотря ни на что; впрочем, через несколько часов я надеюсь возвратиться, и притом здесь, по-видимому, ей нечего опасаться.

— Я буду осторожен, — просто отвечал молодой человек.

— Благодарю еще раз.

Дон Тадео оставил молодых людей и вошел в палатку донны Розарио. Она с живостью встала.

— Сядьте, умоляю вас, милое дитя, — сказал дон Тадео, — я должен сказать вам только два слова.

— Я вас слушаю, друг мой.

— Я пришел с вами проститься.

— Проститься, дон Тадео? — вскричала донна Розарио с испугом.

— О! Успокойтесь, трусиха, только на несколько часов.

— А! — произнесла донна Розарио с улыбкой удовольствия.

— Вообразите, здесь в окрестностях есть очень любопытный грот. Утром я имел неловкость сказать об этом несколько слов дону Валентину и этот демон француз, — прибавил дон Тадео с улыбкой, — непременно хочет, чтобы я свозил его туда; чтобы отвязаться от него, я должен был согласиться.

— И прекрасно сделали, — сказала молодая девушка с живостью, — мы очень обязаны этим двум французам, а просьба дона Валентина так ничтожна.

— Что я разумеется не мог ему отказать, — перебил дон Тадео, — итак, мы сейчас поедем, чтобы скорее возвратиться; не слишком скучайте во время нашего отсутствия, милое дитя.

— Постараюсь, — сказала донна Розарио с рассеянным видом.

— Впрочем, я оставляю вам дона Луи; вы будете разговаривать с ним и время пролетит быстро.

Молодая девушка покраснела.

— Возвращайтесь скорее, друг мой, — сказала она.

— Да, да, я возвращусь скоро… прощайте, милое дитя. Дон Тадео вышел из палатки и подошел к молодым людям.

— Прощайте, дон Луи, — сказал он, — едете вы со мной, дон Валентин?

— Еду ли? — отвечал, смеясь, парижанин. — А то как же! Да я был бы в отчаянии, если б не воспользовался вашим предложением. До свидания, Луи, — сказал Валентин, пожимая руку своему молочному брату и, наклонившись к его уху, он прибавил:

— Благодари небо; ты видишь, что оно покровительствует твоей любви.

Молодой человек отвечал только вздохом и уныло кивнул головой. Слуга индеец привел лошадей дона Тадео, его друга и француза. Трое всадников вскочили на лошадей, вонзили шпоры в их бока и скоро исчезли.

Луи вернулся в лагерь. Он был один с донной Розарио. Два индейские вождя пошли к капелле, чтобы, смешавшись с толпой, присутствовать при церемонии. Прислуга не замедлила последовать за ними.

Молодая девушка села на груду крашенных бараньих кож перед палаткой и стала смотреть, как облака, гонимые сильным ветром, быстро мчались по небу. Донна Розарио была очаровательная шестнадцатилетняя девушка, невысокая, тоненькая, хорошо сложенная и чрезвычайно миловидной наружности; ее малейшие движения имели неизъяснимую прелесть. Она была блондинка, ее волосы, длинные и шелковистые, имели цвет спелых колосьев; голубые глаз отличались тем меланхолически-задумчивым выражением, которое свойственно только ангелам и молодым девушкам, начинающим любить; нос с маленькой горбинкой и розовыми ноздрями, красивый рот, зубы ослепительной белизны, матово-белая кожа, чрезвычайно тонкая, окончательно делали из нее существо в высшей степени восхитительное.

Звук шагов молодого человека вывел ее из задумчивости: она обернула голову в ту сторону и посмотрела на Луи с неизъяснимой нежностью. Граф почтительно поклонился молодой девушке.

— Это я, — сказал он тихо.

— Я знала, что вы приехали, — отвечала донна Розарио. — О! Зачем вы вернулись?

— Не сердитесь, что я опять рядом; я хотел вам повиноваться, уехал, без надежды, увы, увидеть вас когда-нибудь; но судьба решила иначе.

Донна Розарио улыбнулась, опустив глаза.

— К несчастью, — продолжал граф, — вы осуждены несколько часов терпеть мое присутствие.

— Покоряюсь, — отвечала она, протянув ему руку. Молодой человек запечатлел пламенный поцелуй на ручке прелестной девушки.

— Итак, мы одни, — сказала она весело, отнимая свою руку.