Мрачные Сердца не рассеялись, а напротив приготовились выдержать начинающуюся борьбу и отвечать выстрелами на выстрелы войска.
— Гм! — печально прошептал генерал. — Я взялся за неприятное поручение.
Однако ж, как солдат по характеру одаренный в высшей степени тем бесстрастным повиновением, которое отличает всех военных, он приготовился или победить, или храбро умереть на своем посту.
Глава XXXI
ИСПАНЕЦ И ИНДЕЕЦ
Не из боязни, как могут подумать, Бустаменте отлучился из Вальдивии в ту критическую минуту, когда один из его подчиненных с высоты ступеней ратуши так смело провозглашал его протектором перед остолбеневшей толпой. Бустаменте был один из тех искателей приключений, образцы которых часто встречаются в Америке; привыкшие ставить на карту свою жизнь, не боясь ничего на свете, эти люди жертвуют всем для того, чтобы достичь своих целей. Бустаменте надеялся, что с помощью войск, сосредоточенных им в этой отдаленной провинции, жители ее, захваченные врасплох, окажут лишь незначительное сопротивление. Он думал, что после этой первой победы, ему стоит только соединить свои войска с войском Антинагюэля, и тогда он легко овладеет провинцией Кончепчьйон, а оттуда явится в Сантьяго совершенно вовремя, чтобы предупредить всякое волнение со стороны жителей столицы и заставить их признать смену правительства, уже совершенную им в отдаленных провинциях республики.
В плане генерала не было недостатка в смелости и изобретательности; шансы на успех были велики. К несчастью для Бустаменте, Мрачные Сердца, осведомители которых находились всюду, узнали об этом плане и воспрепятствовали его осуществлению, воспользовавшись случаем, который враг их сам доставил им.
Мы видели, как началась борьба в Вальдивии между двумя партиями. Генерал, еще не знавший что случилось, был совершенно уверен в успехе. Оставшись один в своей палатке с Антинагюэлем, он опустил за собой закрывавший ее полог и пригласил токи садиться.
— Садитесь, вождь, — сказал он, — и поговорим.
— Я готов к услугам моего белого отца, — отвечал индеец, кланяясь.
Бустаменте внимательно рассматривал человека, находившегося перед ним, и старался прочесть на его лице различные чувства, волновавшие его; но черты индейца были неподвижны: на них не отражалось ничего.
— Будем говорить откровенно и честно, как друзья, — сказал Бустаменте.
Антинагюэль наклонил голову в знак согласия. Бустаменте продолжал:
— В эту минуту народ Вальдивии провозглашает меня протектором новой конфедерации, составленной из всех штатов.
— Хорошо! — сказал вождь, кротко качая головой. — Отец мой в этом уверен?
— Конечно; чилийцы утомились от постоянных волнений, возмущающих край; они принудили меня взять на себя тяжелую ношу; но я обязан служить моей стране и не обману надежды, которую мои соотечественники возлагают на меня.
Эти слова были произнесены тоном лицемерного самоотвержения, которое нисколько не обмануло индейца. Улыбка скользнула по губам вождя; Бустаменте сделал вид, что не заметил этого.
— Короче, — продолжал он, оставив доверительный тон, которым говорил до сих пор, и принимая тон сухой и отрывистый, — готовы ли вы выполнить ваши обещания?
— Почему бы нет? — отвечал арокан.
— Так вы пойдете со мною и будете содействовать успеху моего предприятия?
— Пусть отец мой приказывает, я буду повиноваться.
Эта сговорчивость вождя не понравилась Бустаменте.
— Кончим, — продолжал он с гневом, — я не имею времени бороться в хитрости с вами и следовать за вами во всех ваших индейских вывертах.
— Я не понимаю моего отца, — бесстрастно отвечал Антинагюэль.
— Мы никогда не кончим, вождь, — сказал Бустаменте, топая ногой, — если вы не будете отвечать мне категорически.
— Я слушаю моего отца, пусть он спрашивает, я буду отвечать.
— Сколько можете вы выставить войска через двадцать четыре часа?
— Десять тысяч, — с гордостью отвечал Антинагюэль.
— Все воины опытные?
— Все до одного.
— Чего вы требуете от меня за эту помощь?
— Отец мой это знает.
— Я принимаю все ваши условия, кроме одного.
— Какого?
— Отдать вам Вальдивию.
— А разве отец мой не получит вместо этой провинции другую?
— Каким образом?
— Не должен ли я помочь моему отцу завоевать Боливию?
— Да.
— Ну вот видите…
— Вы ошибаетесь, вождь, это не одно и то же; я могу увеличивать Чилийскую Область, но честь запрещает мне уменьшать ее.
— Пусть отец мой вспомнит, провинция Вальдивия была прежде ароканским утальманусом.
— Может быть, вождь; но если так, то и весь Чили был ароканским до открытия Америки.
— Отец мой ошибается.
— Я ошибаюсь?
— Сто лет назад, Синхирока завоевал чилийскую землю до Рио-Маулэ.
— Вы, как видно, хорошо знаете историю вашей страны, вождь, — заметил Бустаменте.
— Разве отец мой не знает истории своей страны?
— Не об этом идет дело; отвечайте мне прямо — принимаете ли вы мои предложения, да или нет?
Вождь размышлял с минуту.
— Говорите же, — продолжал Бустаменте, — время не ждет.
— Справедливо; я сейчас соберу совет, составленный из апо-ульменов и ульменов моей нации и передам им слова моего отца.
Бустаменте с трудом обуздал в себе движение гнева.